“Приезжай, пожалуйста, я в больнице.”
Маша даже не стала тратить время на то, чтобы переодеться. Она торопливо натянула куртку прямо поверх мягкого домашнего свитера, едва заметив, как тот слегка задрался при движении. Мысль о зеркале не пришла ей в голову – всё внимание поглотило короткое сообщение от Альбины, пришедшее полчаса назад.
Девушка была всерьез испугана, прочитав эти слова. Она на секунду замерла, пытаясь сообразить, что могло случиться, но потом резко тряхнула головой – сейчас важнее быть рядом, а не гадать. Схватив с тумбочки ключи и телефон, она почти бегом направилась к двери, на ходу натягивая ботинки.
Дорога до больницы растянулась в её восприятии на целую вечность. Обычно привычный маршрут теперь казался бесконечным: светофоры будто специально загорались красным, автобусы двигались черепашьим шагом, а пешеходы словно не замечали её спешки. Маша то и дело поглядывала на экран телефона, будто ожидая нового сообщения, но тот оставался безмолвным. В голове крутились вопросы – что произошло? насколько серьёзно? почему именно больница? – но ответов не было, и это безмолвие только усиливало тревогу.
Маша медленно подошла к нужной палате и осторожно приоткрыла дверь. Взгляд сразу упал на Альбину, лежавшую на узкой больничной койке. Она смотрела в потолок неподвижным взглядом, словно пыталась разглядеть там ответы на свои вопросы. Обычно её волосы были аккуратно уложены в элегантную причёску, но сейчас они спутались, разметались по подушке, будто последний раз их расчесывали пару дней назад.
Присмотревшись, Маша заметила и другие тревожные детали: лицо подруги выглядело непривычно бледным, под глазами залегли тёмные тени, а на щеках ещё виднелись подсохшие следы слёз. Всё это вместе создавало картину глубокого внутреннего потрясения, от которого у Маши сжалось сердце.
Она тихо подошла к кровати и осторожно присела на край, стараясь не шуметь. Голос сам собой снизился до шёпота, будто громкие звуки могли ранить:
– Альбин, что случилось?
Альбина медленно повернула голову. Её глаза были сухими, но в них стояла такая глубокая, почти осязаемая тоска, что Маша невольно почувствовала, как внутри поднимается волна беспокойства. Она вдруг осознала, насколько хрупкой выглядит сейчас её подруга!
– Он ушёл, – едва слышно прошептала Альбина, и её пальцы судорожно сжались вокруг края простыни. Костяшки побелели от напряжения, словно она пыталась удержаться за что‑то реальное в этом обрушившемся мире. – Просто собрал вещи и сказал, что больше не может.
– Кто? Андрей? – Маша не смогла сдержать порыва и инстинктивно схватила подругу за руку. Этот жест был почти бессознательным – ей казалось, что так она может вернуть Альбину из того тёмного места, куда её утащили собственные мысли.
Альбина молча кивнула. В этот момент одна‑единственная слеза всё‑таки прорвалась сквозь барьер самообладания и медленно скатилась по её щеке, оставив влажный след на бледной коже. Она не пыталась её смахнуть, словно уже не имела сил на такие простые действия.
Маша сглотнула, чувствуя, как в горле встал ком. Она отчаянно пыталась подобрать слова, которые могли бы хоть немного облегчить боль подруги, но в голове было пусто. Девушка просто не могла поверить, что человек, так отчаянно мечтавший о детях, мог заявить такое!
Альбина замолчала, и в тишине палаты стало слышно, как тихо тикают настенные часы. Её плечи дрожали всё сильнее, а пальцы крепко сцепились, будто она пыталась удержать что‑то неуловимое. Потом она медленно подняла руки и закрыла лицо, словно прячась от всего мира. В этом простом движении читалась такая безмерная усталость, что у Маши защемило в груди.
Прошло несколько минут, может, больше – время в таких моментах течёт по‑другому. Постепенно дрожь стала слабее, дыхание выровнялось. Альбина чуть отстранилась, вытерла слёзы тыльной стороной ладони и посмотрела на Машу – в её глазах ещё стояла боль, но к ней добавилась горькая ясность, будто она наконец приняла что‑то неизбежное.
– А причина? – тихо, почти шёпотом спросила Маша. Она подбирала слова осторожно, боясь снова разбередить рану. Но, чтобы помочь, нужно понимать, что произошло. – Он же должен был хоть как-то объяснить свое решение?
Альбина криво усмехнулась, и в этой усмешке не было ни капли веселья – только горечь и недоумение.
– Дети, – произнесла она, и голос её дрогнул. – Говорит, устал от бессонных ночей, от постоянного шума, от того, что всё время нужно о ком‑то заботиться. Представь, Маша? Он ведь сам настаивал, чтобы мы продолжали попытки. Сам говорил: “Мы справимся, это наше счастье, мы должны бороться”.
Она сделала паузу, будто заново проживая эти слова, которые когда‑то звучали как клятва, а теперь казались насмешкой.
– Мы ходили по врачам, сдавали анализы, делали процедуры… Я столько всего пережила! Столько мук, боли… столько слез пролила!
Её голос сорвался, но она тут же взяла себя в руки, глубоко вдохнула и продолжила:
– А я‑то думала, что если мы прошли через всё это вместе, то уж точно будем рядом до конца. Что бы ни случилось. Но, видимо, ошибалась.
Она посмотрела в окно, за которым медленно сгущались вечерние тени, и добавила почти беззвучно:
– Двенадцать лет. Восемь попыток. И всё это – просто так?
*************************
Их история начиналась как в романтическом фильме – легко, ярко, с первого взгляда. Лена и Андрей познакомились на дружеской вечеринке. В тот вечер в квартире было шумно: играла музыка, люди переговаривались, смеялись, перекрикивая друг друга. Андрей стоял у окна с бокалом сока и лениво наблюдал за гостями, когда в комнату впорхнула Лена. Она что‑то оживлённо рассказывала подруге, размахивала руками, а когда заметила, что её слушают, заливисто рассмеялась. Именно тогда он обратил внимание на россыпь веснушек у неё на носу и на то, как теплеет взгляд, когда она улыбается.
Он подошёл познакомиться. Разговор завязался легко – будто они знали друг друга много лет. Они болтали обо всём подряд: о любимых фильмах, о путешествиях, о странных привычках. Время летело незаметно, и когда вечеринка подошла к концу, Андрей понял, что не хочет расставаться. Он предложил прогуляться, и они бродили по ночному городу до рассвета, обсуждая мечты и планы.
Через три месяца они уже жили вместе. Квартира быстро наполнилась общими вещами: его книги на её полках, её косметика на его тумбочке, две пары обуви у входа. Всё складывалось как‑то само собой – естественно и правильно. Через полгода они поженились. Свадьба была скромной, только близкие друзья и родные, много смеха, тостов и танцев до упаду.
В первую годовщину свадьбы они сидели на балконе их квартиры, пили чай с пирожными и вспоминали, как всё начиналось. Андрей вдруг посмотрел на Лену серьёзно, взял её за руку и сказал:
– Я хочу от тебя детей. Много детей. Целую футбольную команду.
Лена рассмеялась, обняла его за шею и прижалась щекой к его плечу.
– Конечно будет, – пообещала она. – У нас будет большая, шумная семья.
В тот момент всё казалось таким простым и понятным: любовь, совместный быт, дети. Они верили, что это лишь вопрос времени.
Первые два года они не торопились. Оба строили карьеру – Лена работала дизайнером в студии, Андрей поднимался по карьерной лестнице в IT‑компании. Они много путешествовали: летом – на море, зимой – в горы, по выходным – в соседние города. Наслаждались друг другом, учились жить вместе, создавали свой маленький мир.
А потом решили, что пора. Пора начинать семью.
И тут начались сложности. Сначала всё выглядело нестрашно. Они обратились к врачу, и тот спокойно сказал:
– Не переживайте, это нормально. Многие пары сталкиваются с тем, что зачатие не происходит сразу. Попробуйте ещё.
Они пробовали. Месяц за месяцем. Но ничего не получалось. Тогда врач предложил проверить гормоны. Анализы, обследования, снова анализы. Новые консультации, новые назначения.
– Возможно, потребуется лечение, – сказал доктор после очередного приёма.
Лена старалась сохранять оптимизм. Она изучала информацию следила за здоровьем. Андрей поддерживал её – ходил на приёмы, выполнял все рекомендации, старался подбадривать.
Но судьба распорядилась иначе. Первая неудача – на сроке шесть недель. Лена узнала о беременности, едва успев обрадоваться, а через несколько дней оказалась в больнице. Она помнила всё до мельчайших деталей: холодный кабинет УЗИ, равнодушный взгляд врача, который сухо констатировал факт, и руку Андрея, сжимающую её ладонь так сильно, что на коже оставались синяки.
Через год история повторилась. Вторая, снова на раннем сроке. Боль была такой же острой, как в первый раз, только теперь к ней добавилось чувство несправедливости. Почему им так не везёт? Что они сделали не так?
Они продолжали бороться. Сдавали новые анализы, проходили обследования, пробовали разные методы лечения. Каждый месяц Лена с замиранием сердца ждала результатов тестов, а потом, увидев отрицательный ответ, молча убирала упаковку в ящик. Андрей видел её разочарование, но не знал, как помочь. Он просто был рядом – держал за руку, готовил чай, слушал, когда ей хотелось поговорить, и молчал, когда она замыкалась в себе.
Время шло, а ответов так и не появлялось. Но они не сдавались – потому что верили: рано или поздно у них всё получится.
Диагноз “бесплодие” врач произнёс спокойно, почти буднично, но для Лены и Андрея эти слова прозвучали как удар. Они сидели в кабинете, слушали объяснения, кивали, пытались задавать вопросы – но внутри всё будто остановилось. Лена сжала руку Андрея так крепко, что ногти впились в кожу, а он даже не поморщился. Они смотрели друг на друга и видели в глазах одно и то же: “Как дальше?”
Но сдаваться они не собирались. После долгих обсуждений, консультаций и раздумий решили попробовать ЭКО. Первая попытка. Вторая. Третья. Каждый раз – ожидание, надежда, трепетное разглядывание тестов, визиты в клинику, УЗИ… И каждый раз – разочарование.
Потом был ещё одна неудача. На этот раз Лена держалась внешне спокойнее, но Андрей видел, как она меняется: меньше смеётся, дольше задерживается взглядом на играющих детях во дворе, чаще молчит по вечерам. Он пытался её подбодрить, шутил, обнимал, говорил, что они справятся, но понимал – силы на исходе.
Снова ЭКО. Снова ожидание. Снова боль. Цикл повторялся, выматывая физически и эмоционально. Лена вела дневник, записывала все показатели, следила за самочувствием. Андрей сопровождал её на все приёмы, держал за руку во время процедур, приносил чай, когда она уставала. Они старались сохранять нормальный ритм жизни: работали, встречались с друзьями, даже ездили в короткие поездки – но мысли всегда возвращались к одному и тому же.
Однажды вечером Лена долго не выходила из ванной. Андрей постучал, приоткрыл дверь – она сидела на краю ванны, сжимая в руке тест. Взгляд был пустым, будто она смотрела куда‑то сквозь стены.
– Я больше не могу, – сказала она тихо, не поворачиваясь. – Я устала. Физически, морально… Я просто устала.
Андрей подошёл, сел рядом, обнял её за плечи. Он не стал говорить громких слов, не стал убеждать, что всё будет хорошо. Просто прижал к себе, чувствуя, как её плечи вздрагивают.
– Мы почти у цели, – прошептал он спустя минуту. – Ещё одна попытка. Последняя. Пожалуйста.
Лена закрыла глаза, глубоко вздохнула. Она знала, что это будет нелегко. Знала, что впереди снова месяцы ожидания, анализов, процедур. Но видела, как Андрей смотрит на неё – с надеждой, с любовью, с верой. И согласилась. Потому что любила его. Потому что верила, что их счастье где‑то там, за следующим поворотом.
Подготовка к восьмой попытке шла как обычно – анализы, обследования, строгие графики. Лена старалась не загадывать вперёд, не мечтать, не представлять. Просто делала всё, что говорили врачи, и старалась не думать о прошлом.
Процедура. Ожидание. Первые тесты. И – чудо – положительный результат.
На УЗИ она держала Андрея за руку так крепко, что он слегка поморщился, но не отстранился. Врач водил датчиком по животу, что‑то комментировал, а потом улыбнулся:
– Смотрите. Два сердечка.
Лена не могла поверить. Она всматривалась в экран, видела два маленьких пульсирующих огонька и не чувствовала ничего, кроме ошеломляющей радости.
– Это чудо, – прошептала она, не отрывая взгляда от экрана. – Настоящее чудо.
Андрей молчал. Потом провёл рукой по лицу, и Лена увидела, что его глаза полны слёз. Он плакал – так же искренне, как в день их свадьбы, когда они обещали друг другу быть вместе в радости и в горе. Теперь это была радость, которую они выстрадали, которую заслужили, которую так долго ждали…
А потом…
Всё изменилось в один из самых обычных вечеров. Ничего не предвещало бури: день прошёл спокойно, дети покушали, поиграли, потом их умыли, переодели в пижамы. Альбина как раз укладывала малышей – одного в кроватку, другого на руки, тихонько напевая колыбельную. В доме пахло молоком и детским кремом, в углу мягко светила ночник‑проектор, рисуя на стенах звёздное небо.
Андрей пришёл домой позже обычного. Она не удивилась – в последнее время он часто задерживался на работе. Услышала, как он вошёл, снял обувь, прошёл в ванную помыть руки. Потом наступила тишина. Альбина подумала, что он, как обычно, заглянет в детскую, поцелует детей, спросит, как прошёл день. Но он просто стоял в дверях, наблюдая.
Она почувствовала его взгляд спиной, обернулась. Андрей выглядел уставшим – больше, чем обычно. Под глазами тёмные круги, плечи опущены, руки безвольно висят вдоль тела. Альбина улыбнулась ему, хотела что‑то сказать, но он заговорил первым. Тихо, почти шёпотом:
– Я ухожу.
Альбина замерла. Сын, которого она держала на руках, зашевелился, но она даже не покачала его, словно время остановилось.
– Что? – переспросила она, надеясь, что ослышалась. Голос прозвучал непривычно высоко, будто чужой. – Повтори, пожалуйста.
– Я устал, – повторил он, не двигаясь с места. – От бессонных ночей, от постоянного шума, от того, что больше нет времени на себя. Я не могу так.
Альбина медленно опустила сына в кроватку, стараясь не разбудить, потом повернулась к мужу полностью. В голове не укладывалось – как можно сказать такое? Они же столько к этому шли! Дети… это же их счастье!
– Но мы же прошли через всё это вместе, – её голос дрогнул, но она постаралась говорить ровно. – Ты сам настаивал, говорил, что не отступишься… Помнишь, как мы радовались, когда узнали, что будет двойня? Как выбирали имена, покупали кроватки?
Андрей опустил глаза, словно не мог выдержать её взгляд.
– Я думал, что справлюсь. Правда думал. Но это слишком тяжело… Я больше не могу.
Девушка сделала шаг к мужу, словно пытаясь разглядеть в его лице хоть каплю сомнения, хоть намёк на то, что он передумает.
– Ты просто берёшь и оставляешь нас? – наконец прошептала она, и голос её прозвучал совсем тихо, почти безжизненно. – Меня и их?
Андрей глубоко вздохнул, провёл рукой по лицу, будто пытаясь собраться с мыслями.
– Мне нужно время, – ответил он, отводя взгляд. – Я не знаю, смогу ли вернуться.
Он сказал это без злобы, без крика – просто констатировал факт, и от этого было ещё страшнее. Альбина стояла перед ним, чувствуя, как внутри всё холодеет. Она хотела спросить “а как же мы?”, хотела закричать “ты не можешь так с нами!”, но слова застряли в горле. Вместо этого она просто смотрела на него, пытаясь понять, когда всё пошло не так, когда он перестал быть тем человеком, с которым она делила мечты и надежды.
А за её спиной мирно спали двое маленьких людей, которые ещё не понимали, что их мир только что треснул по швам.
Он ушёл. Дверь тихо щёлкнула, и в квартире стало как‑то особенно тихо – будто весь мир разом приглушил звук. Альбина стояла посреди комнаты, всё ещё не веря в произошедшее. Она медленно обернулась, словно надеясь, что это просто дурной сон и Андрей сейчас появится из кухни с чашкой чая, как делал сотни раз до этого. Но коридор был пуст.
Она сделала несколько шагов к окну, машинально поправила штору, потом вернулась к кроваткам. Дети спали – оба мирно сопели, изредка шевеля ручками. Их маленькие лица были такими безмятежными, будто они знали: всё обязательно будет хорошо. Альбина наклонилась, потрогала ладошки – тёплые, нежные. Убедившись, что малыши спят крепко, она тихо отошла.
В квартире было чисто и уютно – всё на своих местах, как она любила. На столе стояла недопитая чашка остывшего чая, на диване лежал раскрытый журнал с советами для молодых мам. Всё выглядело так обыденно, будто ничего и не случилось. Но теперь это была другая квартира – квартира без Андрея.
Альбина медленно опустилась на пол рядом с кроватками. Ноги вдруг стали такими тяжёлыми, будто она прошла десятки километров без остановки. Она прижала к себе дочку – ту, что спала ближе, – и почувствовала тепло её маленького тела. Это прикосновение обычно успокаивало, дарило силы, но сейчас внутри всё дрожало.
Впервые за долгие годы она ощутила себя совершенно одинокой. Не просто уставшей или загруженной делами – по‑настоящему одинокой. Раньше, даже в самые трудные моменты, когда дети не спали ночами, когда она не успевала приготовить ужин или забывала позвонить маме, она знала: Андрей рядом. Он может не сказать красивых слов, может просто молча принести чашку чая или взять на руки плачущего ребёнка – но он был здесь. А теперь его не было.
Тишину нарушало только ровное дыхание младенцев. Они спали, не подозревая, что их мир только что изменился. Альбина смотрела на них и пыталась собраться с мыслями. Что ей делать дальше? Как жить?
Слезы пришли незаметно. Сначала одна, потом вторая, а потом они полились ручьём – тихо, без всхлипов, просто катились по щекам и падали на пижамку дочки. Альбина не пыталась их остановить. Она просто сидела на полу, прижимала к себе ребёнка и плакала – впервые за много лет позволяя себе эту слабость.
За окном медленно темнело. Вечер плавно перетекал в ночь, а Альбина всё сидела на полу, боясь пошевелиться, боясь нарушить этот хрупкий момент тишины, в котором были только она и её дети…
****************************
Альбина сидела у окна в больничной палате, обхватив колени руками. За стеклом медленно кружились снежинки, падая на серый асфальт. Она смотрела на них, но видела не зимний пейзаж, а череду событий – долгих лет борьбы, надежд, маленьких радостей и больших разочарований. В голове снова и снова звучали последние слова Андрея, и каждый раз они ранили так же остро, как в первый момент.
– Я просто не понимаю, – тихо продолжила она, не отрывая взгляда от окна. – Как можно вот так взять и отказаться от них? От нас? После всего, что мы пережили вместе…
Её голос дрогнул, но она не заплакала – слёзы, казалось, уже закончились. Остались только вопросы, на которые не было ответов.
Маша, сидевшая рядом на стуле, молча поднялась, подошла к подруге и обняла её, прижимая к себе. У неё не было слов. Андрея она знала как заботливого мужа и любящего отца, а оказалось, что всё совсем не так просто. Этот человек просто взял и ушел, оставив жену и детей одних…
Альбина уткнулась в плечо подруги, и плечи её слегка вздрогнули.
– Я не знаю, как буду справляться, – прошептала она. – Но я должна. Ради них.
В этих словах не было пафоса или геройства – только тихая, упрямая решимость. Она понимала: впереди бессонные ночи, тысячи мелких забот, усталость, с которой не получится поделиться. Но там, в детской кроватке, лежали два маленьких человека, которые нуждались в ней больше всего на свете.
Маша крепче сжала её руку. Она тоже не знала, что сказать. Какие слова могли бы облегчить эту боль? Но в её молчании читалась твёрдая уверенность: подруга не останется одна. Они будут справляться вместе – шаг за шагом, день за днём.
***********************
Через пару дней после этого разговора в палату без стука вошла мать Андрея. В руках она держала пакет с фруктами – банальный жест заботы, который выглядел почти насмешкой на фоне её непроницаемого лица. Она остановилась у двери, окинула взглядом палату, потом перевела взгляд на Альбину.
– Ну что, – начала она, не торопясь подходить ближе, – вижу, ты тут устроилась.
Её тон не был злым, но в нём чувствовалась отстранённость, будто она говорила не с невесткой, а с малознакомым человеком. Альбина подняла глаза, но ничего не ответила. Она ждала, что будет дальше.
Мать Андрея прошла к столу, поставила пакет, но не села. Она стояла, сложив руки на груди, и смотрела на Альбину так, словно оценивала её состояние.
– Ты ведь понимаешь, что это было неизбежно? – продолжила она, наконец нарушив молчание. – Андрей всегда был человеком, которому нужно личное пространство. А тут – двое детей, постоянный шум, бессонные ночи… Он просто не выдержал.
Альбина глубоко вздохнула. Ей хотелось возразить, напомнить, как Андрей сам настаивал на детях, как радовался каждой новости о беременности, как выбирал имена. Но она промолчала. Слова сейчас были бесполезны – перед ней стояла женщина, которая уже всё решила для себя.
Девушка медленно приподнялась на постели, опираясь на локоть. Движение вышло неловким – она всё еще чувствовала сильную слабость, и даже такие простые действия отнимали силы. Но внутреннее напряжение заставило её собраться. В груди нарастала ледяная волна, холодная и тяжёлая, словно свинцовая плита. Она смотрела на мать Андрея, ожидая, что та сейчас скажет что‑то, что объяснит всё, расставит точки над i.
– Ты должна понять, – продолжила женщина, по‑прежнему не садясь, – Андрей не хочет воспитывать детей. Но он готов помогать материально.
Альбина почувствовала, как пальцы сами сжались, вцепившись в край простыни. Она пыталась осмыслить услышанное, но мысли путались.
– Что вы имеете в виду? – спросила она, стараясь говорить ровно. Голос чуть дрогнул, но она тут же взяла себя в руки.
Мать Андрея слегка повернула голову к окну, будто ей было непросто смотреть Альбине в глаза.
– Он оставит свою половину квартиры, – продолжила она, тщательно подбирая слова. – Но это будет зачтено как алименты. Надолго. Он не намерен возвращаться, но и не хочет, чтобы вы испытывали нужду.
В палате повисла тяжёлая тишина. Где‑то в коридоре слышались приглушённые голоса медсестёр, за окном проезжала машина, но для Альбины всё это будто отключилось. Остался только ровный голос собеседницы и её собственные мысли, бьющиеся в голове, как птицы в клетке.
Она сжала край простыни так, что побелели костяшки пальцев.
– То есть он хочет откупиться? – произнесла она, и в голосе прозвучала не злость, а скорее горькое недоумение.
Татьяна чуть приподняла подбородок, и её тон стал жёстче:
– Не надо так резко! Он делает всё, что может. У него сейчас сложный период. Но он не отказывается от ответственности. Просто… не готов быть отцом в полном смысле слова.
Она произнесла это так, будто объясняла очевидное, будто такой расклад был единственно возможным и разумным. Альбина смотрела на неё и пыталась понять: неужели они оба – и Андрей, и его мать – действительно считают, что квартира вместо отцовства – это справедливый обмен? Что деньги могут заменить присутствие, поддержку, любовь?
– Вы правда думаете, что это выход? – тихо спросила она, не отводя взгляда. – Что можно просто взять и уйти, оставив ключи от квартиры вместо себя?
Женщина слегка пожала плечами, будто вопрос не требовал глубокого осмысления.
– Это лучше, чем ничего. Андрей не бросает вас на произвол судьбы. Он просто… не рассчитал своих сил. Не готов к отцовству. Так бывает, знаешь ли. Это жизнь, советую привыкать.
– А я готова? – спросила Альбина, глядя перед собой. – После всего, что мы пережили? После двенадцати лет борьбы?
Эти слова будто повисли в воздухе, наполняя палату тяжестью невысказанных воспоминаний – бесчисленных визитов к врачам, анализов, надежд и разочарований, долгих ночей у кроватки новорождённых. Всё это вдруг показалось ей невероятно далёким и одновременно болезненно близким.
– Это твой выбор, – отрезала Татьяна твёрдым, ровным голосом. – Но я должна предупредить: не стоит названивать ему, устраивать скандалы, чинить препятствия в разводе. Иначе…
Она замолчала, но пауза растянулась, повисла в воздухе тяжёлой, недвусмысленной угрозой. Альбина почувствовала, как внутри всё сжалось, но усилием воли заставила себя посмотреть собеседнице в глаза.
– Иначе что? – спросила она, стараясь, чтобы голос не дрогнул.
Женщина чуть приподняла подбородок, словно оценивая, насколько серьёзно Альбина воспринимает её слова.
– Иначе вы можете лишиться и этой помощи. И даже… – она помедлила, подбирая слова, – даже детей. У Андрея хорошие юристы. Он не хочет проблем, но если ты пойдёшь на конфликт…
Последние слова прозвучали холодно и чётко, как удар молотка. Альбина почувствовала, как земля будто уходит из‑под ног. Как же так? Теперь ей ещё и угрожают! Какая наглость!
– Я просто передаю его позицию, – добавила мать Андрея, слегка смягчив тон, но в глазах её по‑прежнему не было ни капли сочувствия. Она подошла к тумбочке, поставила пакет с фруктами, который держала в руках, и поправила его, словно это было важно. – Подумай. Это лучшее, что он может предложить.
После этих слов она развернулась, тихо щёлкнула дверью и вышла.
Альбина осталась одна со своими мыслями. Запах дорогих духов, который принесла с собой мать Андрея, ещё держался в воздухе, но постепенно растворялся, оставляя после себя лишь ощущение ледяной пустоты.
Альбина осталась одна в палате. Она медленно перевела взгляд с пакета фруктов на окно. За стеклом медленно опускался вечер – небо из голубого превращалось в сиреневое, а потом в тёмно‑синее. Тени удлинялись, ложились на асфальт причудливыми узорами, и в этом тихом угасании дня Альбина вдруг ясно осознала: её жизнь разделилась на “до” и “после”.
Девушка долго смотрела в окно, не замечая, как темнеет за стеклом. Мысли крутились в голове, наплывали одна на другую, но ни за одну не получалось ухватиться. Потом она глубоко вздохнула, потянулась к тумбочке, достала телефон и набрала номер Маши. Пальцы слегка дрожали, но движения были чёткими, будто она боялась потерять самообладание, если остановится хоть на секунду.
– Маш, – произнесла она, и голос прозвучал ровно, почти бесстрастно, – приезжай. Мне нужно с кем‑то поговорить.
Маша приехала быстро – видимо, сразу бросила все дела. Когда она вошла в палату, Альбина уже сидела на краю кровати. Спина прямая, плечи расправлены, глаза сухие. Она не пыталась изобразить бодрость – просто приняла ту позу, которая помогала держаться.
Маша молча подошла, села рядом, осторожно коснулась её руки. Альбина чуть повернула голову, посмотрела прямо перед собой и заговорила – спокойно, без надрыва, будто перечисляла давно обдуманные факты:
– Знаешь, что я поняла? Я не позволю им запугать меня. Я прошла через слишком многое, чтобы теперь отступить. Да, он может оставить квартиру. Да, он может платить алименты. Но детей он не отберёт. Я справлюсь. Я буду сильной. Ради них.
В её голосе не было ни вызова, ни злости – только холодная, трезвая решимость. Она больше не пыталась понять мотивы Андрея или его матери, не искала оправданий, не терзала себя вопросами «почему» и «за что». Всё это осталось в прошлом, в той жизни, которая теперь называлась «до».
Маша не стала говорить громких слов, не стала утешать. Она просто кивнула, сжала её руку чуть крепче и тихо сказала:
– Конечно, справишься. И я буду рядом. Мы вместе.
Альбина наконец посмотрела на подругу. В её глазах больше не было слёз – только твёрдая уверенность. Она знала: впереди много трудностей – бессонные ночи, усталость, необходимость всё решать самой. Но где‑то там, дома с бабушкой, её ждали двое маленьких человечков, ради которых она боролась столько лет. Они были её опорой, её мотивацией, её счастьем.
И теперь она точно знала: ничто и никто не отнимет у неё это счастье. Неважно, какие ещё испытания ждут впереди – она готова встретить их лицом к лицу. Потому что она – мать. И это значит, что она сильнее любых угроз, любых слов, любых обстоятельств.
