Виктория стояла у плиты, глядя на кастрюлю, где булькал суп, и чувствовала, как злость расползается по телу мелкими горячими волнами. Не на суп, не на подгоревшую морковь — на звук двери, которой Андрей только что хлопнул. Громко, демонстративно, будто ставил точку. У них это давно уже вошло в привычку: он уходит обиженным мужчиной, она остаётся виноватой женщиной. Только сегодня Виктория впервые не чувствовала себя виноватой. Сегодня — преданной.
На кухню ввалилась Анжела Михайловна — в расстегнутом пуховике, с шапкой на бекрень.
— Что за вид у тебя, Вика? — протянула она, смерив взглядом. — Будто на похороны собралась. Или это ты мой ужин оплакиваешь?
— Я просто устала, Анжела Михайловна, — тихо ответила Виктория, стряхивая крошки со стола. — Целый день в офисе.
— Офис, работа… игрушки всё это, — вздохнула свекровь и села за стол. — Вот раньше женщины знали: семья — вот главное. А вы всё со своими бумажками…
Виктория сжала зубы. Этот разговор был стар, как их совместная жизнь. И она уже знала, куда он повернёт.
— Ты ведь понимаешь, что правильно будет квартиру на Андрея переписать? — сказала Анжела Михайловна, поправляя воротник. — Он же глава семьи. Нехорошо выходит — живёте в доме, который на тебе числится.
Из прихожей донёсся голос мужа:
— Вик, ну маму-то послушай. Это же… логично. Я же твой муж.
Виктория развернулась, держа в руках полотенце, как флаг, только не мира — сопротивления.
— Логично было бы, если бы мы квартиру вместе покупали. А я её купила до свадьбы. С чего вдруг должна отдавать?
— Потому что ты жена, — сказал Андрей, глядя куда-то мимо. — Мы же семья, или нет?
— Семья — это когда делят заботу, а не имущество, — сухо ответила она.
— Это ты сейчас намекаешь, что мой сын у тебя что-то берёт?! — вспыхнула Анжела Михайловна. — Да я ради вас всё отдала! Квартиру перепиши — и спи спокойно. Или ты хочешь, чтобы мой сын остался без угла, если вдруг что?
— А я тогда где буду, если вдруг что? — спокойно, но с тяжёлым подтекстом сказала Виктория.
На кухне воцарилась тишина. Только часы тикали, как старые упрямцы.
Анжела Михайловна резко встала, стул заскрипел, будто поддержал её возмущение.
— Спасибо, Вика. Поняла я тебя. Думаешь только о себе. Эгоистка.
— Мам, ну подожди, — попытался остановить её Андрей, но голос его звучал жалко. Виктория видела, как он снова сжался — маленький мальчик рядом с большой матерью.
— Ты даже сейчас не можешь быть на моей стороне? — спросила она.
— Ты всё усложняешь! Это просто бумага! Если ты меня любишь, зачем спорить?
— Если ты меня любишь, зачем тебе эта бумага? — тихо сказала Виктория. — Разве любовь измеряется метрами и подписями?
Андрей оттолкнул дверь плечом:
— Позвони, когда остынешь.
— Может, это ты позвонишь, когда научишься быть мужчиной, а не сыном своей мамы? — бросила она ему в спину.
Анжела Михайловна резко обернулась у двери:
— Неблагодарная! Чтоб я ещё сюда пришла!
Дверь хлопнула так, что со стены чуть не упал старый календарь с котёнком.
Виктория осталась одна. Суп булькал на плите, как её несказанные слова.
Она опустилась за стол, уткнулась лбом в руки. Перед глазами стоял Андрей — не тот, за которого выходила, а какой-то чужой, зависимый, робкий.
И впервые за все годы пришла ясная мысль:
А может, и правда — хватит?
Телефон дрожал на столе, как нервный заяц. На экране снова — «Андрей». Шестой звонок за утро. Четыре от свекрови.
— Ну возьми уже трубку, — сказала Елена Петровна, мать Виктории, сидя на диване с чашкой чая. — Молчание — не метод, дочка.
— Мам, не начинай. Ты ведь тоже считаешь, что я должна квартиру на него оформить, да?
Мать тяжело выдохнула, словно собиралась прочесть целую проповедь.
— Вик, я понимаю, ты у меня гордая, самостоятельная… Но муж он тебе, не чужой человек. Может, не стоит всё так усложнять?
— Право у него на что, мам? На то, чтобы потом выкинуть меня из моего дома, когда надоем? Или когда его мама решит, что я неподходящая?
— Ну ты тоже перегибаешь, — начала мать, но в дверь уже настойчиво звонили.
Звонок был злой, будто человек за дверью не терпел возражений. Виктория сразу поняла, кто это.
— Не открывай, — сказала она.
— Вик, нельзя так, — вздохнула мать, вставая. — Разговор всё равно нужен.
Звонок повторился, теперь с нервным нажимом.
— Вика! Я знаю, ты дома! Открой! — голос Андрея звучал натянуто, как струна.
Виктория не двинулась. Но мать уже повернула замок.
На пороге стояли Андрей и его мать.
Анжела Михайловна — вся собранная, губы в ниточку, сумку прижала к груди так, будто держала оружие.
— Ну наконец-то! — прошипела она, проходя в коридор, не дожидаясь приглашения. — Пора уже поговорить как взрослые люди.
— Если бы вы умели как взрослые, сейчас не стояли бы в позе дзюдо, — сухо сказала Виктория, сложив руки на груди.
Андрей, помятый и растерянный, глядел на жену снизу вверх — взглядом собаки, которая чувствует себя виноватой, но всё равно не понимает, за что.
— Вик, давай без сцены, ладно? Нам нужно просто обсудить…
— Обсуждать нечего, — перебила Виктория. — Я уже сказала: нет. Это моя квартира. И точка.
— Ты хоть понимаешь, что творишь? — вспыхнула Анжела Михайловна. — Он тебя любит! А если с ним что-то случится? Где он будет жить? На улице?
— А если со мной что-то случится? Кто меня защитит? — спокойно ответила Виктория.
— Ты несёшь ерунду! — крикнула свекровь, щеки её разрумянились. — Невестки нынче — только о деньгах и думают!
— А вы, выходит, о вечном? — усмехнулась Виктория. — Или о том, чтобы сынок побольше урвал, пока время есть?
— Как ты смеешь?! — Анжела Михайловна шагнула вперёд. — Мы тебя в дом приняли как родную!
— В чей дом, простите? — Виктория глянула на неё почти с жалостью. — Это мой дом.
Андрей сжал кулаки.
— Вик, не начинай. Думаешь, я позволю тебе так со мной говорить?
— А ты думаешь, сможешь меня шантажировать? — холодно сказала Виктория. — Я никому ничего не должна.
— Значит, ты выбираешь квартиру, а не семью? — спросил он, уже почти шипя.
— Я выбираю себя, Андрей, — ответила она тихо, но твёрдо. — Ты ведь никогда меня и не выбирал. Всегда только маму.
— Это всё твоя мать тебя накрутила! — выкрикнула Анжела Михайловна. — Вы, женщины, все такие — всё вам мало, всё себе!
— Хватит! — Виктория ударила ладонью по столу. Чашка дрогнула, чуть не упала. — Я не позволю вам указывать, как мне жить!
— Ты оформишь квартиру на меня, или мы… — начал Андрей, но Виктория перебила:
— …или что? — она смотрела прямо, не моргая. — Уйдёшь? Так уходи. Сейчас. Вдвоём.
— Ты ещё пожалеешь! — выкрикнула свекровь, вылетая в прихожую. — Чтоб я тебя больше не видела!
Андрей молча пошёл следом. Дверь хлопнула так, что дрогнула стена.
Виктория медленно опустилась на пол. Сердце колотилось, пальцы дрожали — не от страха, от освобождения.
Мать подошла, осторожно коснулась её плеча.
— Может, ты поторопилась, дочка?
— Нет, мам, — тихо сказала Виктория. — Я слишком долго ждала. Я хочу развода.
Документы лежали ровно — лист к листу.
Справка из ЗАГСа, заявление на продажу, договор аренды новой квартиры.
Всё выверено, всё по пунктам.
Виктория смотрела на них и чувствовала, как где-то в груди глухо стучит сердце — будто отвыкло работать на себя.
Телефон снова зазвонил.
«Андрей».
Потом — «Анжела Михайловна».
На этот раз Виктория взяла трубку.
— Ты подала на развод?! — заорал муж. — Ты совсем с ума сошла?!
— Да, Андрей. Подала. И, пожалуйста, без истерик.
— Ты рушишь всё! Семью, дом, отношения!
— Ты их разрушил раньше, — сказала Виктория спокойно. — Когда вместе с мамой решили оформить мою квартиру на тебя.
— Это же нормально! — послышался женский голос сбоку. — Когда муж и жена всё делят! А ты — эгоистка!
— Анжела Михайловна, — мягко, почти устало ответила Виктория. — Ненормально, когда взрослый мужчина живёт по указке матери. А жена для него — имущество.
— Ах ты… неблагодарная! — завизжала свекровь. — Останешься одна в своей норе!
— Пусть в норе, зато своя, — сказала Виктория и оборвала звонок.
В банке пахло кофе и новой мебелью.
Молодой парень в очках — покупатель — нервно тер ручку.
— Вы уверены, что муж потом не подаст в суд? — осторожно спросил он.
— Абсолютно уверена, — сказала Виктория. — Квартира куплена до брака. Документы чистые.
И тут — как в дурном кино — распахнулась дверь.
Вбежали Андрей и его мать. Разгорячённые, как после бури.
— Виктория! — крикнул он. — Что ты творишь?!
— Продаёт квартиру за нашей спиной! — подхватила Анжела Михайловна. — Мы будем жаловаться!
— Жалуйтесь куда хотите, — Виктория даже не подняла головы. — Квартира моя. И точка.
— Ты ненормальная! Разрушила мою жизнь! — бросил Андрей.
— Нет, Андрей, — спокойно ответила она. — Я спасла свою.
— Да кто тебя потом возьмёт?! Разведёнка с хламом на плечах! — кричала свекровь.
— Ну, хоть не такие, как ваш сын, — усмехнулась Виктория.
Менеджер банка нервно кашлянул:
— Может, вы перенесёте разговор…
— Мы уже всё сказали, — Виктория подписала последний лист и встала. — Теперь я свободна.
— Ты ещё пожалеешь! — крикнул Андрей.
— Сомневаюсь, — сказала она, не оборачиваясь.
Через неделю Виктория въехала в новую квартиру — маленькую, но тихую.
Без чужих тапок в коридоре, без обиженных голосов за стеной.
Сидела на полу с чашкой кофе, смотрела в окно — и вдруг поняла: впервые за долгое время ей легко дышится.
Телефон завибрировал.
Сообщение от Андрея: «Вернись. Я всё прощу».
Виктория нажала «Удалить» и выключила звук.
— Я никому больше не собственность, — сказала она вполголоса. — Никому.
И впервые за много лет улыбнулась по-настоящему.
