Я готовила салат на кухне. Рядом стояла женщина, которую мой муж когда-то называл любимой. Настя вдруг тихо сказала мне: «Ты знаешь, тебе повезло — он стал лучше рядом с тобой».
Я замерла с ложкой в руке.
***
Это случилось в канун Нового года. Виталик сообщил за три дня до праздника:
— Марьян, я пригласил Настю с Лёней к нам на ужин. Ребёнку нужна полноценная семья хотя бы раз в году.
Я стояла с половником над кастрюлей с рассольником и пыталась понять, правильно ли я услышала.
— То есть как это — пригласил? Сюда? К нам домой?
— Ну да. А что такого? — Он смотрел на меня с таким невинным видом, будто предложил позвать соседку на чай. — Лёне десять лет. Он должен видеть, что мы можем общаться нормально.
— Виталь, но мы же планировали встретить Новый год вдвоём…
— Марьяна, не будь такой. Речь о моём сыне.
О моём сыне. Вот эти три слова жгли изнутри. Я была с Виталиком два года. Мы познакомились в спортзале — я тогда только устроилась инструктором по йоге, он приходил на вечерние тренировки после своей работы менеджером по продажам в оптовой компании.
С Настей он развёлся за полгода до нашей встречи. Квартира, в которой мы сейчас жили, была его — двушка в новостройке, которую он купил ещё до брака с Настей на свои накопления. После развода она съехала с Лёней к своей матери.
Я вытерла руки о полотенце.
— Хорошо. Я всё организую.
— Вот и отлично! — Он обнял меня за плечи. — Знал, что ты поймёшь.
***
Настя пришла ровно в восемь. В белом свитере оверсайз, с волосами, собранными в небрежный пучок. Выглядела она хорошо для женщины, которая, по словам Виталика, «пережила тяжёлый развод».
— Марьяна, привет! — Она протянула мне коробку конфет. — Спасибо, что согласилась.
Согласилась. Как будто у меня был выбор.
Лёня стоял рядом с ней, крепко держась за мамину руку. Худенький мальчик с серьёзными глазами.
— Здравствуй, Лёня. Проходите, я накрыла в гостиной.
Виталик вышел из спальни, и его лицо просто расцвело:
— Лёнька! Иди сюда, сынок!
Он подхватил мальчика на руки, и я увидела, как Настя смотрит на них. С какой-то тихой грустью. Или нежностью. Или всем вместе.
Мы сели за стол. Я готовила весь день: сельдь под шубой, оливье, мимозу, холодец, мясную нарезку, запечённую курицу с картошкой. Хотела, чтобы всё было идеально. Чтобы что? — спрашивала я себя, стоя у плиты с утра. Чтобы она увидела, что я хорошая жена? Что я могу?
— Как дела на работе? — спросил Виталик у Насти.
— Нормально. В салоне красоты был аврал перед праздниками, все хотят причёски и маникюр. Я уже с ног валюсь, — она улыбнулась. — Зато премию обещали хорошую.
— Это здорово, — кивнул он.
Я молча накладывала себе салат. Мне казалось, что я здесь лишняя. Что это их семейный ужин, а я просто помогаю по хозяйству.
— Лёнь, а как в школе? — Виталик повернулся к сыну. — Что по математике?
— Четвёрка, — буркнул мальчик, не поднимая глаз.
— Молодец! В прошлой четверти была тройка.
— Он занимается с репетитором, — вставила Настя. — Два раза в неделю. Дорого, конечно, но что делать.
Повисла пауза. Я чувствовала, что сейчас что-то произойдёт.
— Вить, может, ты мог бы помочь с оплатой? — Настя посмотрела на него. — Половину хотя бы. Алименты ведь на еду и одежду уходят, а репетитор — это дополнительные расходы.
Виталик поперхнулся.
— Настя, мы об этом договаривались. Я плачу алименты. Всё остальное — твоя ответственность.
— Но речь об образовании ребёнка!
— Я не отказываюсь. Просто сейчас денег свободных нет. Мы тут планируем отпуск…
Я замерла с вилкой в руке. Какой отпуск? Мы ничего не планировали. Более того, Виталик на прошлой неделе купил себе новый телефон за семьдесят тысяч.
— Понятно, — Настя отодвинула тарелку. — Значит, на телефон деньги есть, а на сына — нет.
— Настя, не начинай…
— Я и не начинаю! — Она повысила голос, потом опомнилась и посмотрела на Лёню. — Извини, сынок. Всё хорошо.
Мальчик сидел, опустив голову, и мне стало его так жалко, что захотелось обнять.
— Лёнь, хочешь, я покажу тебе мою коллекцию фигурок? — я попыталась разрядить обстановку. — У меня там есть динозавры.
Он молча кивнул, и мы ушли в спальню.
Я показывала ему полку с фигурками — драконы, единороги, всякая ерунда, которую я собирала с детства. Лёня рассматривал их молча, иногда брал в руки, крутил.
— Тебе нравится? — спросила я.
— Угу, — он пожал плечами. — У мамы с папой часто так. Они ругаются из-за денег.
— Взрослые иногда не могут договориться, это нормально.
— А вы с папой тоже ругаетесь?
Я задумалась.
— Бывает. Но мы стараемся решать всё спокойно.
— А вы его любите?
Вопрос застал врасплох. Я посмотрела на этого серьёзного десятилетнего мальчика.
— Да, Лёнь. Люблю.
— А он вас?
— Думаю, да.
— А почему тогда он позвал маму? — Он смотрел на меня так пронзительно, что я не нашлась, что ответить.
— Он хотел, чтобы вы встретили Новый год вместе. Чтобы ты был счастлив.
— Я не счастлив, — сказал он тихо. — Мне плохо, когда они ругаются. И ещё мне неловко перед вами.
Я присела рядом с ним на кровать.
— Почему неловко?
— Потому что я понимаю, что вам тоже плохо. Что вы не хотели, чтобы мы пришли.
До чего же взрослые иногда бывают глупыми. Мы думаем, что дети ничего не понимают, что им можно скормить любую историю про «ради твоего блага». А они всё чувствуют. Каждую фальшивую ноту.
— Лёнь, послушай. Я правда рада, что ты здесь. Не из-за папы, а потому что ты — хороший парень. И мне важно, чтобы ты знал: что бы ни происходило между взрослыми, это не твоя вина. Никогда.
Он кивнул, и я увидела, как у него задрожал подбородок. Он вытер глаза рукавом.
— Пойдём обратно? — я протянула ему руку.
Когда мы вернулись в гостиную, Виталик и Настя сидели в тишине. На столе стояли почти полные бокалы.
— Всё нормально? — спросила я.
— Да, — Настя посмотрела на меня, и в её глазах я увидела усталость. — Марьяна, можно я помогу тебе на кухне? Принести чай или что-то?
— Конечно.
Мы вышли на кухню. Я достала чайник, она молча стояла у окна.
— Извини за сцену, — сказала она тихо. — Не хотела тебя втягивать.
— Всё в порядке.
— Нет, не в порядке, — она повернулась. — Я вижу, как ты напряжена весь вечер. И я понимаю почему.
Я поставила чайник на плиту.
— Настя, давай не будем…
— Нет, давай будем, — она подошла ближе. — Потому что мне есть, что сказать.
Я замерла.
— Знаешь, я злилась на тебя, когда узнала, что Виталик встречается с кем-то новым. Думала: вот, нашёл себе молодую, красивую. Но потом я стала замечать, как он общается с Лёней, когда забирает его или привозит обратно. Он стал спокойнее, терпеливее. Раньше мог сорваться на ребёнке из-за ерунды — опоздал собраться, забыл что-то. А теперь по-другому. Внимательнее стал. И я поняла: это ты. Ты его так изменила.
Я поливала салат майонезом. И вот сейчас она говорила мне это. В моей кухне.
— Тебе повезло — он стал лучше рядом с тобой, — повторила Настя. — И я хочу, чтобы ты знала: я не враг. Я просто мать, которая пытается вытянуть ребёнка. Мы с Виталиком не смогли. Не сошлись характерами, устали друг от друга. Но это не значит, что я желаю вам зла.
Я не знала, что сказать. Все мои страхи, вся ревность, которая скребла изнутри весь вечер — вдруг растворились. Передо мной стояла просто уставшая женщина, которая работает мастером маникюра, воспитывает сына одна и пытается свести концы с концами.
— Спасибо, — выдавила я. — За честность.
— Вот только одну вещь я хочу тебе сказать, — она посмотрела мне прямо в глаза. — Не дай ему сесть тебе на шею. Виталик умеет манипулировать. Он скажет «ради ребёнка», «ради семьи», «ради чего угодно» — и ты будешь делать то, что ему нужно. Я так прожила восемь лет.
— Что ты имеешь в виду?
— Я имею в виду то, что он не даст денег на репетитора. Найдёт оправдание. Скажет, что ты не понимаешь, что у вас свои планы. Что алиментов достаточно. Но ты-то видишь, что он купил себе новый телефон.
— А откуда ты знаешь про телефон?
— Лёня рассказал. Папа хвастался. А потом сказал мне, что на репетитора денег нет, — она усмехнулась. — Понимаешь, к чему я?
Я кивнула. Понимала. Понимала слишком хорошо.
— Настя… а ты как вышла из этого?
— Перестала надеяться на него. Начала зарабатывать сама, научилась говорить «нет». Жёстко и чётко. Теперь я беру дополнительные смены в салоне, Лёня ходит в продлёнку, мы снимаем квартиру-студию на окраине. Но знаешь что? Я спокойна. Я больше не живу в ожидании, что он вот-вот что-то решит за меня.
Чайник закипел. Я выключила его, но чай так и не заварила. Мы обе стояли в этой кухне, освещённой тусклым светом, и я чувствовала, что что-то во мне меняется.
— Ты хороший человек, Марьяна, — Настя положила руку мне на плечо. — Я вижу, как ты стараешься. Как накрыла этот стол, как возилась с Лёней. Только не забывай про себя, ладно?
Мы вернулись в гостиную. Виталик с Лёней сидели перед телевизором, где показывали какое-то новогоднее шоу. Настя посмотрела на часы:
— Ой, нам пора. Мама ждёт, мы к ней обещали заехать.
— Уже? — Виталик явно удивился. — Но ведь до двенадцати ещё час!
— Виталик, спасибо, но нам действительно нужно ехать.
Лёня встал, попрощался со мной так по-взрослому серьёзно:
— Спасибо за ужин. И за динозавров.
— Приходи ещё, — я обняла его.
Они ушли. Виталик закрыл дверь и вернулся в гостиную с довольной улыбкой:
— Ну вот, всё прошло хорошо! Видишь, я же говорил — нормально всё.
Я сидела на диване и смотрела на него.
— Виталь, мне нужно с тобой поговорить.
— О чём? — Он плюхнулся рядом. — Марьян, давай после боя курантов, а? Устал я сегодня.
— Нет. Сейчас.
Он повернулся ко мне, и в его глазах появилось раздражение:
— Ну что опять?
— Виталь, почему ты соврал Насте про отпуск?
— Я не врал, мы же планируем…
— Виталь, мы ничего не планируем. Никакого отпуска нет.
— Ну, хорошо, я просто сказал для отвода глаз. Какая разница?
— Разница в том, что ты купил телефон за семьдесят тысяч. А сыну на репетитора денег не нашёл.
Он вскочил:
— То есть как это? Настя тебя обработала? Вы там на кухне сговорились против меня?
— Никто ни с кем не сговаривался, — я тоже встала. — Я просто спрашиваю: почему?
— Потому что я плачу алименты! Этого достаточно! Я не обязан оплачивать каждую её прихоть!
— Образование ребёнка — это не прихоть.
— Марьяна, ты вообще в своём уме?! — Он был уже красный. — Ты на чьей стороне?!
— Я на стороне здравого смысла, — я говорила тихо, но твёрдо. — И ещё я на стороне Лёни. Это твой сын. Ему нужна помощь.
— Я помогаю!
— Нет. Ты откупаешься алиментами и считаешь, что всё. А потом приглашаешь их сюда, чтобы показать, какой ты заботливый отец.
Он стоял и смотрел на меня так, будто я его предала.
— Значит, так, — он взял куртку с вешалки. — Мне нужно выйти.
— Виталь, осталось сорок минут до Нового года…
— Неважно!
Дверь хлопнула. Я осталась одна в квартире, украшенной гирляндами, со столом, заваленным едой, которую никто не доел.
Я села на диван. По телевизору показывали очередной концерт. Блестящие артисты, сверкающие наряды, фальшивые улыбки.
Он вернулся в половине второго ночи. Новый год я встретила одна, с чашкой чая. Плакала. От обиды, от злости, от непонимания.
Виталик вошёл тихо, снял куртку.
— Я остыл, — сказал он. — Извини, что сорвался.
— Угу.
— Марьян, ну давай без этого. Я признаю, что погорячился.
Я повернулась к нему:
— А что насчёт репетитора?
Он вздохнул:
— Хорошо. Я подумаю. Может, половину дам.
— Может или дашь?
— Дам! Дам, успокоилась?
Я посмотрела на него. На этого мужчину, с которым прожила два года. Который мог быть обаятельным, нежным, смешным. Но который умел и манипулировать. Умел говорить «ради ребёнка», чтобы я чувствовала себя виноватой, если не соглашалась.
— Виталь, я не хочу так жить.
— В каком смысле?
— В том, что я устала подстраиваться. Ты принимаешь решения за нас обоих, не спрашивая моего мнения. Приглашаешь людей в наш дом, не посоветовавшись. Врёшь бывшей жене про деньги. А я должна молчать и улыбаться.
Он сел рядом:
— Слушай, я исправлюсь, ладно? Я дам денег Насте, я буду больше времени проводить с Лёней, я…
— Виталь, дело не только в этом, — я взяла его за руку. — Дело в том, как ты относишься ко мне. Я не декорация в твоей жизни. Я не та, кто должна готовить, молчать и быть удобной. Я хочу, чтобы со мной считались.
Он молчал долго. Потом спросил:
— Ты хочешь расстаться?
Я вздохнула:
— Я не знаю. Честно. Мне нужно время разобраться.
— Сколько времени?
— Не знаю. Может, неделю. Может, месяц.
Он кивнул. Встал, пошёл в спальню. Я осталась в гостиной. Села к окну, смотрела на ночной город. Где-то там люди праздновали, смеялись, загадывали желания.
А я сидела и думала о том, что жизнь — это не сказка. Что любовь — это не только бабочки в животе. Это ещё и ежедневная работа над тем, чтобы слышать друг друга.
***
Прошёл месяц. Виталик действительно начал оплачивать половину занятий с репетитором — я знала, потому что Настя написала мне в мессенджере короткое «спасибо». Мы с Виталиком почти не разговаривали. Он ночевал на диване, я — в спальне. Утром он уходил на работу раньше меня, вечером приходил поздно.
Однажды он сказал:
— Снимай квартиру. Если ты решишь, что нам стоит попробовать ещё раз — скажешь.
Я кивнула. Через неделю нашла квартиру, собрала вещи и ушла.
Я не знаю, будем ли мы с Виталиком снова вместе. Может быть, да. Может быть, нет. Но я точно знаю одно: я больше не буду той, кто молчит и терпит. Кто готовит салаты для бывших жён и улыбается сквозь боль.
Я буду той, кто уважает себя. Кто говорит «нет», когда нужно. Кто живёт, а не просто существует рядом с кем-то.
И если Виталик правда изменится — возможно, у нас будет шанс. Но уже на других условиях. На равных. А пока я иду по своей дороге. Одна. Но свободная.
