— Ты что опять притащилась без предупреждения?! — голос Яны сорвался резче, чем она рассчитывала.
Она стояла на табурете посреди сырой, недоделанной комнаты, держала в руке шпатель, а с потолка на неё осыпалась известковая пыль. Жара в декабре для их южного побережья — обычное дело, и от духоты футболка липла к спине так, будто её намочили и забыли выжать.
У распахнутой калитки стояла потрёпанная серая «Лада», салон которой был набит так, что двери едва закрывались. Узлы, пакеты, клетчатые баулы — прямо как у людей, переезжающих не на пару дней, а насовсем. Рядом, облокотившись на крышу машины, стояла Галина — золовка, женщина крупная, шумная и максимально неудобная. В последний раз Яна видела её тогда, когда делили остатки наследства после смерти свёкра — и тогда Галина кричала так же громко.
Около неё скучала Света — взрослая, уже вполне сформировавшаяся девица лет двадцати, с тёмными кругами под глазами и длинными ногтями цвета глянцевой малины. Стояла, жуя жвачку, будто всё происходящее не имело к ней никакого отношения.
Яна спрыгнула с табурета, отряхнула руки о тряпку, чувствуя, как внутри уже зарождается усталое раздражение.
— Галя, ты опять со своими сюрпризами? — Слова давались с трудом. — Мы вас не ждали. Тут бардак, стройка, грязища. Куда вы вообще собрались?
Галина, будто не слыша, взмахнула рукой, отбивая жар и комариное жужжание.
— Родных, Яночка, не ждут, — протянула она с обидной важностью. — Родных встречают. Где Витя? Скажи мне честно, он дома или опять где-то шляется? Брат мой родной пропадает неизвестно где, а вы тут вдвоём, небось, и не заметили, как мы приехали!
Яна перегородила ей путь телом, но Галина, как бульдозер, протиснулась мимо, задев её бедром.
И всё началось.
Таксист открыл багажник и начал вытаскивать баулы, которые на жаре уже пахли дешёвой резиной и чем-то кислым. Яна только успевала говорить:
— Стоп. Стоп, Галя. Не надо выгружать. У нас жить негде. Комнату делаем. Полы вскрыты. Туалет на улице. Плитку ещё не положили…
— Какая, к чёрту, плитка? — отмахнулась Галина. — Мы люди простые, нам лишнего не надо. Светочке врач прописал море, ей надо дышать, а у неё нос вечно забит. И вообще — ты же знаешь. А раз у вас дом у моря, почему бы нам в нём не поправить здоровье? Я что, по-твоему, должна деньги в гостиницах оставлять?
Света зевнула и, не поднимая глаз от телефона, сказала:
— Мам, у меня заряд на нуле. И пить хочу. И в туалет. Тут есть хоть что-то цивильное?
— Вот сейчас тётя Яна включит человечность — и всё найдётся, — сказала Галина и повернулась к Яне. — Впусти, мы устали, как проклятые. Столько ехать… Ну нельзя же вот так, по-свински.
Яна ощутила, как внутри поднимается холодный, тяжёлый ком — смесь злости и бессилия.
Выгнать — невыносимо неловко. Принять — невозможно.
Она выдохнула.
— Ладно. На веранду заносите. Чаю попьёте — и всё. У нас реально негде жить. Не спорь.
Час после этого был похож на медленное выжигание нервов. Галина рылась в каждом углу, в каждой кастрюле, заглядывала в перекрытия, трогала стены, как будто оценивает, сколько всё стоит.
— Это что за еду ты тут варила? — ткнула она пальцем в кастрюлю с лёгким супчиком. — Вода водяная! У нас Света так не ест. Ей надо нормально кормиться — мясом, курочкой. Витьке тоже мясо нужно. Ты что, его голодом тут моришь?
Света отозвалась ленивым, тянущимся:
— Мам, ну серьёзно… Это не дом, это какой-то подвал. И где море? Ты же говорила — видно из окна.
Галина отмахнулась:
— Не мешай взрослым разговаривать! Яна, хлеб есть? Колбасу вот, свою, домашнюю привезла. Нарежь.
Яна молча достала доску. У неё внутри всё кипело. Они с Виктором полгода пахали, как двое заключённых на каменоломне. Купили полуразваленное жильё в пригороде: дешевле, зато море рядом, тишина, возможность начать всё сначала. Сами меняли крышу, сами месили растворы, сами ставили окна — денег на бригаду не было.
И вот теперь… это.
Когда в калитку вошёл Виктор, Яна по глазам поняла: он устал сильнее, чем может показать. На плечах у него лежал мешок цемента — и за ним тянулась вся жизнь последних месяцев.
— Витюша! — завизжала Галина, бросаясь ему на шею. — Сюрпризик! Мы вам тут решили праздник устроить!
Виктор только поднял руку — не обнимал, нет — а сделал жест: «ладно, хватит». Потом посмотрел на жену. Увидел, как она сжимает губы. И его лицо стало тяжёлым, каменным.
— Какой сюрприз, Галя? — спросил он тихо, спокойно, но так, что муха бы умерла. — Почему не позвонила?
— Да что за привычка — звонить, звонить! — Галина всплеснула руками. — Мы ж семья! Вот подумали: Свете нужно море. У неё нервы на пределе, учёбу завалила, компания у неё там в городе так себе… Дай-ка мы её сюда привезём, к родному дядечке. Она вам поможет! Она девочка трудолюбивая.
Виктор посмотрел на её «трудолюбие»: длинные ногти, юбка, которая грязи касаться явно не должна, глаза, полные скуки.
— Поможет? — повторил он.
Но Галина уже зашептала ему на ухо:
— Витя, ну пойми… мне надо обратно домой, работы выше крыши. Я Свету одну оставить не могу, она опять с той шпаной свяжется. А тут у вас тихо, спокойно… Я вам за это продуктов оставлю! Пакеты вот привезла — крупы, макароны…
В этот момент Яна развернулась. Она держала нож, но не как угроза — просто резала хлеб.
— То есть, — сказала она медленно, — ты хочешь оставить нам свою взрослую дочь, чтобы мы её кормили, сторожили и развлекали. И всё это — на стройке, где мы сами по двенадцать часов вкалываем?
— Ну зачем же так грубо… — поморщилась Галина. — По-семейному! Места много, участок огромный. Хоть палатку ставь!
— Мам, — протянула Света, — в палатке я жить не собираюсь. Пусть мне комнату дают. Вон ту, где окно. Если кровать поставить, будет норм.
— Слышь, Витя, — оживилась Галина, — ребёнку понравилось!
Виктор вздохнул один раз — и этого хватило понять всё.
— Галя, — сказал он спокойно. — Пей чай. И потом — домой. Не остаётесь.
Галина поперхнулась.
— Это что… ты меня выгоняешь?! Родную сестру? Из-за вот этой… — она ткнула пальцем в сторону Яны. — Она тебя науськала! Да я…
— Хватит, — оборвал Виктор. — Мы тут, если ты забыла, живём как на объекте. Сами всё делаем. Ты хоть раз за эти месяцы позвонила?
Галина побледнела, потом покраснела.
— Я к брату приехала! Мне можно!
— Тебе — нельзя, — сказал он устало. — Не так. Не сюда. Не сейчас. И не с этим.
Света продолжала ковырять телефон.
Галина вдруг закашлялась, схватилась за грудь, начала стонать.
Яна поняла: начался спектакль «Мне плохо — жалейте меня».
Она подошла, убрала колбасу обратно в пакет и сказала тихо, но так, что Галина вздрогнула:
— Десять лет от тебя ни слуха, ни духа. А когда узнала, что мы дом у моря достроили, примчалась сразу? Так вот…
Она посмотрела прямо в глаза.
— Ты приехала не к нам. Ты приехала прятать Свету.
Света вздрогнула.
Галина вскочила:
— Чушь несёшь!
— Чушь? — Яна приподняла бровь. — А то, что твоя дочка деньги на работе взяла и теперь вы скрываетесь, пока отец бегает, долги закрывает — это тоже чушь?
У Светы дернулась губа.
Галина взвизгнула:
— Яна, заткнись!
— Я могу позвонить нашему участковому, — продолжила Яна спокойно. — Он быстро проверит документы. Прямо здесь.
Это был блеф. Но блеф попал в цель.
Галина завозилась, как мышь, которую загнали в угол.
— Света! — рявкнула она. — Собирайся. Уезжаем немедленно.
Сборы превратились в хаос. Сумки летели в багажник одна за другой, таксист лениво курил рядом, словно ожидая именно этого исхода.
Перед тем как хлопнуть дверью, Галина выкрикнула:
— Чтоб у вас всё рухнуло! Чтоб счастья вам не было! Жлобы неблагодарные!
Машина рванула, оставив после себя запах разогретой резины и пыли.
Яна и Виктор долго стояли молча.
Только бетономешалка у соседей гремела, как фон их жизни.
Виктор тяжело сел на ступеньку.
— Прости, Ян. За весь этот цирк.
— Ты что, Вить… — сказала она тихо и положила руку ему на плечо. — Это ведь не ты. Это они.
Они вошли в дом. Запах морского ветра плавно сменил запах чужих духов. Яна заварила новый чай, нарезала кусок грудинки из холодильника.
— Давай поужинаем нормально, без этого балагана, — сказала она. — А завтра продолжим балки ставить. Ты сам справишься?
— Если ты рядом, — усмехнулся Виктор, — справлюсь.
Они ели молча, но впервые за день — спокойно.
А поздним вечером вышли во двор. Сели на доски, слушали, как ржавеет старый забор, как ветер гоняет пыль по улице. Море отсюда всё равно было видно — узкая голубая полоска за крышами.
И Виктор вдруг сказал:
— Знаешь… мы ведь правда счастливые.
— Счастливые? — удивилась Яна.
Он улыбнулся, уставший, но настоящий.
— Потому что всё, что у нас есть — наше. И никто нам этим не тыкает. И мы никому не врём.
Яна тоже улыбнулась.
И внутри стало тихо-тихо.
Но утром они оба ещё не знали, что приезд Галины — это только начало.
Что впереди будет куда тяжелее. И что правды в этой истории — гораздо больше, чем казалось.
— Вить, вставай. Что-то не так, — сказала Яна, едва перевернулась на другой бок.
Он открыл глаза сразу, без привычного утреннего бормотания. Было около шести, декабрьское солнце только-только пробивалось через дырявую плёнку на окне. От дома тянуло прохладой — балка, которую они вчера вечером так и не подняли, лежала у порога, не давая двери закрыться плотно.
Снаружи слышались голоса. Сначала — мужские, жёсткие. Потом — женский, визгливо-перепуганный.
Яна уже знала: проблемам, которые уехали вчера на серой «Ладе», хватило одной ночи, чтобы вернуться.
Виктор сел, накинул рубашку.
— Сиди пока тут, — сказал он.
— Ты с ума сошёл? — Яна вскочила. — Я никуда не останусь.
Во дворе стояли двое. Местные. Лет по пятьдесят каждый. Практически в одинаковых спортивных штанах и дутых жилетках. Носы красные, лица опухшие — явные любители вечернего «отдыха». А между ними — та же «Лада», но теперь капот открыт, а у дверцы сидела на корточках Света. Сонная, перепуганная, с опухшими глазами. Галины рядом не было.
Яна подошла ближе.
— Что происходит?
Старший из мужиков оглянулся:
— А вы кто будете?
— Хозяйка. Девушка эта вчера отсюда уезжала. В чём дело?
Мужик хмыкнул, перекатывая семечку во рту.
— Эта, значит, вчера у вас была? Хорошо. Тогда объясняйте. Машина ваша?
— Нет. Они приехали… — Яна сдержалась. — На такси приехали. А это… их собственная машина, наверное.
— Собственная? — Мужик ухмыльнулся. — Она шла вчера в ориентировке как угнанная.
Света разрыдалась, схватилась за голову.
— Я ничего не брала! Это не я! Это мама! Это она сказала, что надо ехать быстро, что таксист — вор, что он нас ограбит! Я… я… Я не умею так ездить! Она сама рулём крутила!
Виктор пришёл ближе.
— Где твоя мать?
Света сглотнула.
— Я не знаю… Мы поссорились ночью. Она ушла куда-то, сказала, что ей надо воздухом подышать… Я заснула. Утром проснулась — её нет. Машина у ворот, мужики уже тут.
— А я ей говорю… — вмешался второй. — Машину мы нашли у забора без водителя. По номерам — числится в угоне. Девчонка в слезах. Мы её и привели. Чтоб разобраться.
Виктор устало провёл рукой по лицу.
— Ладно. Пошли в дом. Разберёмся.
Мужики переглянулись.
— В дом? — насторожился первый. — Мы не милиция. Мы хозяев машины знаем. Нас попросили присмотреть. Понимаете? Тут у нас все друг друга знают.
— Так вы из соседей? — переспросила Яна. — Или…
— Или, — коротко ответил он. — Не твоё дело.
Воздух стал густым, как перед грозой.
Света плакала уже в голос, размазывая тушь по щекам.
— Я не виновата… Я просто хотела уйти отсюда. Она сказала, что вы её выгнали, что вы злые, что вы специально её унизили… А потом мы остановились у магазина, она взяла сигареты, вышла… и… и…
Яна медленно выдохнула.
— Тебя на трассе подбросить могли эти же люди?
— Она сказала, что всё под контролем… — прошептала Света. — Что ей надо поговорить с «одними ребятами». И что мы потом к вам приедем. Она сказала… что если вы увидите нас снова, то испугаетесь. Что поломаетесь. Что сами попросите нас остаться.
Виктор резко обернулся к мужикам.
— Значит так. Машина должна вернуться хозяевам. Девчонка остаётся у нас, пока мать не найдём. И пока мы не поймём, что происходит.
— А мы что, детский сад? — рыкнул первый мужик. — Мы пришли за машиной. Всё. Девчонку пусть забирает кто угодно. Хоть вы. Хоть сосед.
— Вы её на трассе оставите? — спросила Яна.
Мужик сплюнул.
— Не наше дело.
И именно это, почему-то, выбило из Яны остатки спокойствия.
— Вить, — сказала она тихо, — уведи Свету в дом. Этих… проводим сами.
Виктор положил ладонь ей на плечо — знак: «Я рядом».
Мужики попытались возразить, но Яна шагнула вперёд. И сказала:
— Слушайте сюда. Участковый всё равно будет разбираться. Хотите вы этого или нет. Машину забирайте. Девку не трогайте.
Старший прищурился.
— С характером ты, женщина.
— С домом я, — поправила Яна. — А дом мы защищаем. Понятно?
Он хмыкнул, махнул рукой: «Пошли». Закрыли капот «Лады», толкнули её с места — мотор всё равно едва тянул — и выкатывали за ворота.
Когда ворота захлопнулись, наступила тишина.
Яна только теперь услышала своё сердцебиение.
Света сидела на пороге, прижимая к груди колени.
— Я не знала… — прошептала она. — Честно…
— Понятно, — сказала Яна. — Вставай. Поговорим.
Виктор кипятил чайник. Яна села напротив Светы.
— Рассказывай всё. Без фильтров.
Света вытерла нос рукавом худи.
— Мама… она давно так делает. Если что — бежит к кому-нибудь. Врет. Получает, что хочет. Потом исчезает. Я уже привыкла. Но в этот раз… она сказала, что у вас тут рай. Что дядя богатый теперь, дом у моря строит… Что вы обязаны помочь. Что вы ей должны.
Яна усмехнулась.
— Мы никому ничего не должны.
— Я знаю… — прошептала Света. — Но она… она сказала, что иначе нас посадят. Что эти деньги… что это всё из-за меня. А я не брала! Это подружка моя взяла! Но она сказала, что если признаюсь — меня отчислят. Мама позвонила отцу, сказала, что ему надо срочно «решить вопрос». Он поехал… Мы сбежали. Она сказала, что приедем к вам, и вы нас прикроете. Что семья должна держаться вместе. А потом… потом она встретилась с этими мужиками ночью у магазина. Я боялась выйти из машины.
Света закрыла лицо руками.
— А как машина оказалась угнанной? — спросил Виктор.
— Я не знаю… Она сказала, что так надо. Что бывший муж должен понять, что мы без него справимся. Что машина — это компенсация. Я думала… я правда думала, что она разрешённая…
Яна медленно поднялась.
— Понятно.
Пауза. Тяжёлая, давящая.
— Вить, — сказала она, — надо звонить. Хватит цирка. Надо найти Галину. И сказать её мужу. И отцу Светы.
Света взвилась.
— Не надо! Он меня убьёт! Он скажет, что я виновата! Он всегда так делает!
— Он имеет право знать, что его жена украла машину, — сказал Виктор. — И что его дочь среди ночи может попасть под раздачу. Это его семья. Он решит.
Света вскочила, начала метаться по веранде.
— Нет! Нет! Я не поеду к нему! Там хуже, чем с мамой! Он… он…
Она замолчала, прикусив губу.
Яна подошла ближе.
— Он что?
Света отвернулась.
— Он бьёт?
Ответа не последовало. Но он был понятен.
Яна выдохнула.
— Хорошо. Значит, к нему ты не поедешь.
Виктор повернулся:
— Яна…
— Вить, — сказала она твёрдо. — Я сказала — не поедет. Но поискать Галину надо. И объяснить, что мы в эту историю вписываться не будем.
Света вдруг шагнула к Яне и тихо сказала:
— Спасибо.
Яна посмотрела на неё — и впервые увидела не наглую девицу с розовыми ногтями, а перепуганного, забитого ребёнка, которому двадцать, но который ни разу в жизни не жил спокойно.
Галину нашли только к вечеру.
Соседка с третьей улицы позвонила Яне.
— Тут такая… в синем сарафане. Сидит у магазина, орёт, что её предали. Пьяная, как свинья. Приедете — забирайте. Нам тут такого цирка не надо.
Виктор за воротами завёл свой старый «Форд».
Яна посмотрела на Свету:
— Поехали.
— Я не хочу её видеть…
— Это не обсуждается. Она твоя мать. И нам всем надо поставить точку.
Дорога до магазина заняла минут десять.
Галина сидела на ступеньке, обнимая бутылку дешёвого пива. Лицо красное, глаза воспалённые. Когда увидела Яну, заорала:
— А-а-а! Пришла! Радуется! Хотела меня сдать этим шакалам! Но я не дамся! Я сильная! Я…
Её начало шатать.
Виктор поднял её под локоть.
— Галь, вставай. Поехали.
— Не поеду! — взвизгнула она. — Вы меня выкинули, как мусор! Я… я вам ещё покажу!
Света тихо прошептала:
— Мам…
Галина замерла. Обернулась. И вдруг в её глазах мелькнул страх.
— Света, доченька… ты чего… ты чего тут… Ты же… ты…
Света стояла, упрямо сжав губы.
— Мам, ты нас чуть не убила. Ты понимаешь?
Галина вспыхнула.
— Я?! Я всё ради тебя делаю! Я тебя спасала! Я…
— От кого? — спросила Света. — От себя?
Тишина. Тяжёлая, как свинец.
И впервые за весь день Галина не нашла, что ответить.
Она села обратно на ступеньку и заплакала. Не визгливо, как обычно, а по-настоящему — тихо, тяжело, уткнувшись в колени.
Виктор и Яна переглянулись.
Яна сказала:
— Галя. Мы тебя не бросали. Мы тебя выгнали — да. Потому что ты приехала как на курорт. Сидишь на чужой шее. Ты врёшь всем подряд. Прячешься. Воруешь. Втягиваешь дочку в проблемы. Ты не семья. Ты беда. А мы больше так не можем.
Галина подняла голову.
— Я знаю… — прошептала она. — Я знаю, что я… что я не умею… Но меня никто… никогда… не учил…
Света обняла себя руками.
— Мам… пожалуйста. Нам нужна помощь. Обеим.
Яна вздохнула.
— Поехали. Завезём вас в город. Там решайте. Хватит бежать. Хватит придумывать.
Галина встала. Её шатало. Но она пошла.
Дорога в город была долгой и очень тихой. Никто не говорил. Только машина гудела, а за окнами мелькали пустые декабрьские улицы.
Они высадили Галину и Свету у дома, где жил Галин бывший муж. Мужчина вышел — высокий, уставший, с глазами, в которых потеряно больше, чем во всех словах Галины.
— Забирай, — сказал Виктор. — Разбирайтесь. Но без нас.
Мужчина кивнул. Без эмоций. Будто просто принял очередную обязанность.
Света подошла к Яне.
— Можно я… я буду вам звонить? Иногда?
Яна мягко кивнула.
— Звони. Но жить у нас ты не будешь. Мы тебе не родители. Но если нужно поговорить — звони.
Света кивнула. И впервые — действительно впервые — улыбнулась искренне, чуть по-детски.
Галя, стоя у калитки, крикнула:
— Я… Я всё вам верну! Всё! Простите меня… если сможете…
Яна ответила:
— Сначала — разберись с собой.
И они уехали.
Дом встретил их тишиной. Пахло недопитым чаем, свежей стружкой от досок и морем, которое под вечер всегда звучит ровнее.
Виктор сел на ступеньку.
Яна рядом.
Они молчали долго. Так долго, что небо сменило оранжевый цвет на глубокий синий.
Потом Виктор сказал:
— Никогда не думал, что всё так повернётся.
— Я тоже, — ответила Яна.
Он положил руку ей на спину.
— Но знаешь что?
— Что?
— Мы выстояли. И это главное.
Яна кивнула.
— Да. Выстояли.
Ветер шевелил плёнку, балка у порога всё ещё ждала своего часа.
— Завтра, — сказал Виктор, — поднимем её.
— Завтра, — согласилась Яна.
Они замолчали.
И в этой тишине было всё: усталость, страх, злость, и — самое главное — ощущение, что дом наконец снова их. Только их. И ничей больше.
И впервые за долгое время им стало легко дышать.
