Сентябрь. Время, когда дачные поселки вымирают, словно после эпидемии.
Галина шла по просёлочной дороге с пустой сумкой — в единственном магазине снова ничего не завезли. Листья под ногами шуршали жёлто-красной печалью. Скоро и ей придётся закрывать дачу. До весны.
— И зачем я тут торчу? — говорила она вслух пустой дороге. — Для кого?
Для кого, правда? Огород заброшен, соседи разъехались. Одна она дуреет в тишине.
Возле соседского участка остановилась. Калитка приоткрыта, как всегда летом была. Но участок пустой — хозяева неделю назад уехали. Видела сама, как грузили вещи в машину. Орали на детей, суетились.
А у калитки калитки сидел пёс.
Молодой, рыжеватый. Смотрел в сторону дороги так сосредоточенно, будто ждал автобус по расписанию. Летом она видала его – еще щеночком носился у них по двору.
— Ты чего тут, милый? — Галина подошла ближе. — Хозяева же уехали.
Пёс обернулся. Посмотрел на неё грустными карими глазами и снова уставился на дорогу.
«Наверное, скоро приедут за ним», — подумала Галина. Хотя что-то кольнуло в груди. Неприятно кольнуло.
На следующий день она шла той же дорогой. И снова увидела его. На том же месте. В той же позе.
— Так, — сказала она ему. — А ты всё тут?
Пёс дрогнул ушами, но с места не сдвинулся.
На третий день было то же самое. Только пёс похудел. Заметно похудел.
— Слушай, — присела Галина рядом с калиткой. — А может, они тебя забыли?
Страшное слово. «Забыли». Как можно забыть живое существо?
Но она-то знала, как можно. Муж раньше часто рассказывал про соседей по гаражам — каждую осень одни и те же истории. «Летние» собаки, «дачные» кошки.
— Нам пора в город. А ты давай сам как-нибудь, — передразнила она голосом соседки.
Точно! Она же слышала этот разговор неделю назад! Через забор долетали голоса:
— Нам пора в город. А ты давай сам как-нибудь.
— Мам, но он же маленький ещё.
— Не бойся, выживет. Они все выживают.
Тогда Галина не придала значения. А теперь она смотрела на этого Шарика — худого, дрожащего, но упрямо ждущего — и сердце сжималось.
— Дурачок ты, — прошептала. — Ну что ты ждёшь? Кого ждёшь?
Пёс повернул морду. В глазах — такая тоска, что Галина отвела взгляд.
На четвертый день начался дождь. Мелкий, противный. Галина выглянула в окно — пёс всё там же, только спрятался под навес.
— Господи, — вздохнула она. — Совсем озверели люди.
Достала из холодильника кусок вчерашней курицы, накинула плащ и пошла к забору.
— На, поешь хоть, — протянула через прутья.
Пёс понюхал, взял, посмотрел благодарно.
Галина носила ему еду дважды в день. Говорила с ним через забор:
— Ну что ты мучаешься? Они же не приедут. Понимаешь? Не приедут.
А он сидел.
На седьмой день она не выдержала.
— Всё, — сказала решительно. — Хватит издеваться над собакой.
Открыла калитку. Пёс вскочил, завилял хвостом — неужели хозяева?
— Нет, дурачок. Это я. Пойдём ко мне.
Он заколебался. Посмотрел на дорогу, потом на Галину.
— Пойдём, — повторила она мягче. — Тут рядом. Поешь нормально, обсохнешь.
Пёс нерешительно сделал шаг. Другой. Пошёл за ней, но всё время оборачивался.
В доме Галина постелила ему старое одеяло у печки, поставила миски с едой и водой. Пёс ел жадно, но торопливо — всё поглядывал на дверь.
— Не бойся, — успокаивала Галина. — Если приедут — сразу отведу.
Но сама-то знала: не приедут. Такие не приезжают.
Рано утром пёс заскулил у двери. Галина встала, выпустила его. Он побежал к калитке, сел на привычное место. Под дождём.
— Ну и сиди, — махнула рукой. — Раз так хочется.
Вечером снова привела. Накормила. Утром — опять та же история.
Так продолжалось неделю. Пёс ночью у неё, днем у калитки. Галина привыкла. Даже стала разговаривать с ним:
— Смотри, какая передача хорошая. Про животных. Любишь животных? Я вот всегда любила, а Михаил говорил: «Зачем тебе лишние заботы?» А теперь думаю — зря я его слушала.
Пёс лежал у её ног, слушал. Иногда поднимал голову, словно понимал.
— Знаешь, — сказала Галина как-то вечером, — а мне с тобой не так тоскливо. Странно, правда? Ты чужой, временный, а всё равно теплее стало.
В глазах пса была такая печаль, что у неё самой защипало в носу.
— Ну ничего, — погладила его по голове. — Ничего. Переживём. Я тоже когда-то думала, что не переживу. А вот — живу.
На следующее утро пёс не побежал к калитке. Остался дома. Ходил по дому, принюхивался, осваивался.
— Как звать-то тебя? — спросила Галина. — Шариком, вроде бы кликали?
Пёс не отзывался.
— Тогда придумаем новое имя, — решила она. — Рыжик, например. Подходит?
На «Рыжик» он поднял голову. Посмотрел внимательно.
— Рыжик, — повторила Галина. — Будешь Рыжиком?
Пёс подошёл, положил голову ей на колени. Первый раз за всё время.
— Вот и договорились, — улыбнулась она. — Рыжик так Рыжик.
И вдруг поняла: впервые за три года дом не казался пустым. Впервые было кому сказать «с добрым утром» и «спокойной ночи». Впервые кто-то ждал её возвращения.
Октябрь перешёл в ноябрь. Рыжик совсем освоился в доме. Встречал Галину у калитки, когда она возвращалась из магазина. Провожал до грядок, когда она шла собирать последние овощи. Спал на коврике у её кровати.
Галина разговаривала с ним постоянно:
— Видишь, какие помидоры выросли? А я думала, не успеют. Хорошо, что ты со мной — одной бы не справиться с таким урожаем.
Рыжик слушал, наклонив голову набок. Иногда тихонько подвывал, словно поддакивал.
— Ты же понимаешь всё, правда? — гладила его Галина. — Умный мой.
К калитке соседского участка он больше не ходил. Проходил мимо равнодушно. Словно и не было тех недель ожидания.
— Забыл их? — спрашивала Галина. — Ну и правильно. Кто нас бросает, тот нас не достоин.
А сама втайне радовалась. Значит, принял новую жизнь. Значит, больше не скучает.
В начале декабря выпал первый снег. Рыжик носился по двору, ловил снежинки, валялся в сугробах. Галина смотрела из окна и смеялась:
— Дурачок ты мой! Совсем как ребёнок.
Она уже собиралась закрывать дачу на зиму. В городской квартире будет проще — и Рыжику теплее, и ей спокойнее.
— Переедем на зиму, — объясняла она псу. — Там у меня батареи хорошие, тепло. А весной вернёмся.
Рыжик слушал, положив морду на её колени. В глазах — полное доверие.
И тут в соседний двор въехала знакомая машина.
Галина сначала не поверила. Выглянула в окно второй раз. Точно — та самая «Тойота», серая.
— Господи, — прошептала она. — Приехали.
Из машины вылезли хозяева. Мужчина, женщина, двое детишек. Открыли калитку, пошли к дому.
А Рыжик как подорванный вскочил с места. Заметался по комнате, заскулил. Подбежал к окну, встал на задние лапы.
— Рыжик, — позвала Галина. — Рыжик, ко мне.
Но он не слышал. Смотрел в окно, дрожал всем телом. В глазах — смесь радости и страха.
«Неужели узнал?» — подумала Галина. — «После стольких месяцев?»
Рыжик рванул к двери, начал царапать её лапами.
— Хочешь к ним? — спросила Галина тихо. — Хочешь вернуться?
И сердце её сжалось. Она-то думала, что он её. Навсегда её. А он…
— Ладно, — вздохнула. — Иди. Посмотри.
Открыла дверь. Рыжик пулей вылетел во двор, побежал к забору. Лаял, прыгал, скулил.
Соседи услышали лай, обернулись.
— Ой, — сказала женщина. — А это ещё кто?
— Да это же наш Шарик! — закричал мальчишка. — Мама, это Шарик!
— Не может быть, — покачал головой мужчина. — Мы же его в сентябре оставили. Он давно должен был…
Подошли к забору. Рыжик метался вдоль прутьев, пытался протиснуться к ним.
— Шарик! — девочка протянула руку через забор. — Шарик, ты живой!
Пёс лизнул её пальцы, завилял хвостом так отчаянно, что казалось — оторвётся.
— Ну надо же, — удивился мужчина. — Выжил всё-таки. А мы думали…
— Думали, что сдохнет, — жёстко сказала жена. — Говори прямо.
— Ну не сдохнет, а найдёт себе новый дом.
— Нашёл, — тихо сказала Галина, подходя к забору. — У меня живёт уже два месяца.
Соседи оглянулись. Увидели её, смутились.
— А, тётя Галя, — натянуто улыбнулся мужчина. — Здравствуйте. Не ожидали вас тут встретить.
— Я тоже вас не ожидала, — холодно ответила она. — Думала, до весны не увижу.
— Да вот, кое-что забыли. Приехали забрать.
Повисла неловкая пауза. Дети гладили Рыжика через забор, а взрослые молчали.
— Мам, — сказала девочка, — а можно Шарика с собой?
— Куда с собой? — нахмурилась мать. — В городе собак держать нельзя. Соседи жаловаться будут.
— Но мам.
— Никаких «но». Я же объясняла — он дачный пёс. Летом здесь, зимой сам по себе.
— Сам по себе? — не выдержала Галина. — Да он чуть не сдох в первую неделю! Дождь, холод, голод.
— Ну, выжил же, — пожал плечами мужчина. — Значит, крепкий.
— Выжил — не благодаря вам, а вопреки! — вспылила Галина. — Знаете, как он у калитки сидел? Две недели! Ждал вас, как дурак!
— Тётя Галя, — начал мужчина, — мы понимаем, что вы расстроены.
— Не расстроена, а в шоке! От вашей, — она подбирала слова. — От вашего равнодушия!
— Слушайте, — женщина стала раздражаться. — Мы никого не просили его подбирать. Сами взялись — сами и решайте.
— Я и решила уже, — твёрдо сказала Галина. — Рыжик останется со мной.
— Рыжик? — удивился мальчик. — А разве это не Шарик?
— Для меня он Рыжик. И он мой.
Мужчина хмыкнул:
— Ну, формально-то он наш. Мы его щенком взяли, кормили всё лето.
— Формально, — повторила Галина с сарказмом. — А фактически бросили умирать.
— Мы не бросали! Мы оставили на время!
— На какое время? До следующего лета? Или до смерти?
Рыжик слушал этот разговор, переводил взгляд с одних на других. Хвост перестал вилять. В глазах появилась тревога.
— Ладно, — сказал мужчина. — Оставайтесь себе с собакой. Нам она без надобности.
— Пап, — заплакала девочка. — А как же Шарик?
— Шарику тут хорошо. Видишь, какая добрая тётя о нём заботится.
— Но я хочу с ним играть!
— Летом поиграешь. Приедем — поиграешь.
Галина посмотрела на Рыжика. Тот стоял у забора, смотрел на детей. В глазах — смятение.
— Рыжик, — позвала она. — Ко мне.
Пёс обернулся. Посмотрел на неё, потом на детей. И вдруг медленно пошёл к Галине.
— Молодец, — погладила его. — Умный мой.
Соседи постояли ещё немного, что-то пошептались между собой и пошли к дому. Дети долго оглядывались, махали рукой.
— Пока, Шарик! — кричали они. — До свидания!
Рыжик не отвечал. Стоял рядом с Галиной, прижимался к её ноге.
Машина уехала через час. Галина видела из окна, как они грузили какие-то коробки, ругались, хлопали дверьми. Дети до последнего смотрели в сторону её дома.
А потом всё стихло.
Рыжик лежал на коврике у печки, морду положил на лапы. Не спал — просто лежал. Думал о чём-то своём, собачьем.
Зима прошла быстро. В городской квартире они жили душа в душу. Рыжик освоил все углы, познакомился с соседскими кошками, подружился с дворником дядей Сашей.
— Хороший у вас пёс, — говорил дядя Саша. — Умный. И вас любит — видно сразу.
— И я его люблю, — отвечала Галина. — Очень люблю.
Весной они вернулись на дачу. Рыжик носился по участку, обнюхивал каждый куст, каждую грядку. Радовался, как ребёнок.
Соседский участок пустовал. В мае приехали те самые люди — ненадолго, на выходные. Дети бежали к забору, звали:
— Шарик! Шарик!
Но Рыжик даже ухом не повёл. Копался в грядке рядом с Галиной, помогал ей сажать морковь.
— Не откликается, — удивлялась девочка. — Почему не откликается?
— Потому что он больше не Шарик, — объяснила Галина через забор. — Он Рыжик. И он мой.
К вечеру соседи уехали. Больше в тот сезон не появлялись.
А Рыжик каждое утро встречал Галину у калитки.
— С добрым утром, мой хороший, — говорила она ему. — Как спалось?
И он отвечал — довольным повиливанием хвоста, влажным носом в ладони.
Жизнь наладилась. У каждого появился тот, кто нужен. Тот, кто не предаст.
