С утра в доме стояла такая напряжённость, что даже чайник, казалось, закипал настороженно, боясь лишний раз звякнуть крышкой. Андрей ходил из комнаты в комнату, словно пытаясь вспомнить, куда «положил» покой. Варвара с самого рассвета перебирала какие-то салфетки, переставляла вазу, поправляла уже идеально выровненную скатерть, лишь бы не сидеть без дела и не думать.
Вечером должны были прийти Вера и Антон, мать и жених их дочери. Должны были сесть за стол, поговорить о предстоящей свадьбе, обсудить мелочи, дату, планы молодых, родительские хлопоты. Всё было готово: и разговоры, и вопросы, и даже тихая материнская счастливая надежда на то, что скоро дом наполнится новым смехом, а там, глядишь, и маленькими ножками.
Но вчера вечером Катя, зайдя в кухню, где родители ужинали, спокойно, почти равнодушно, бросила:
— Никакой свадьбы не будет.
Как будто объявила, что не пойдёт завтра на пары или потеряла перчатку, ровным голосом, без истерики, но с тем холодным упрямством, которое не предвещало ничего хорошего.
Андрей тогда даже вилку выронил, глухо звякнула о стол. Варвара подняла глаза на дочь, ожидая хоть объяснений, хоть слёз, хоть чего-то живого. Но Катя лишь пожала плечами, будто то, что разрушилось за одну фразу, не стоило долгих месяцев надежд.
— Почему? — спросила Варвара, осторожно, будто боялась спугнуть ответ.
Катя молча развернулась и ушла к себе в комнату. И только мягко щёлкнувшая дверца дала понять: разговор окончен.
— Ты с ней поговори, — с той минуты Андрей повторял это как просьбу, как молитву. — Ну по-матерински. Может, просто вспылила? Ты же знаешь нашу Катю… она горячая. Мог Антон обидеть. А может, и просто ссора.
Варвара слушала его, но сердце уже стягивалось тревогой. Она знала дочь. Катя могла обидеться, вспыхнуть, наговорить лишнего, да. Но сказать такое, а потом уйти не объяснившись? Нет, это было похоже на решение, принятое не вчера, не за минуту. Такое заявление рождается из боли, от которой человеку хочется спрятаться в тишину собственной комнаты.
Андрей тяжело сел на табурет, ладонями сжал колени.
— Вера сегодня с Антоном придут… что им скажем? — спросил он устало.
Варвара только покачала головой.
То, что должно было стать радостным днём, теперь висело над ними, как туча перед летней грозой. Они не знали, что произошло между дочерью и её женихом, но были уверены: просто так Катя свадьбу не отменит. Значит, что-то серьёзное. Что-то такое, что она пока не может выговорить.
А может, не хочет.
В доме стояла звенящая тихая паника, та самая, что бывает у любящих родителей, когда они вдруг понимают: над их ребёнком что-то сгущается, а они не знают, как защитить.
— Я поговорю с ней, — наконец сказала Варвара, выпрямив плечи, словно собираясь в бой. — Узнаю всё. Что бы ни случилось, мы рядом. Мы её не бросим.
Андрей кивнул благодарно и в то же время беспомощно. Он мог решать рабочие проблемы, мог чинить проводку, менять трубы, спорить с соседями, добиваться справедливости, но когда дело касалось чувств его дочери, он оставался один на один с неизвестностью, от которой растерянно опускал руки.
Катя не выходила из своей комнаты. Варвара несколько раз проходила мимо, прислушивалась… тишина. Ни шагов, ни телефона, ни плача. Это молчание пугало сильнее любых истерик.
Ближе к полудню Варвара постучала, но ответа не последовало. Только спустя минуту дверь тихо открылась сама. Катя стояла на пороге с таким выражением лица, будто за ночь постарела на пять лет.
Мать хотела что-то сказать, но дочь лишь тихо попросила:
— Мам, можно я пока одна побуду? Я потом…
И снова закрытая дверь, ставшая в этот день главным препятствием между прошлым и будущим.
Варвара вернулась на кухню. Взяла полотенце, сжала его в руках, как будто могла выжать из ткани хоть каплю ясности.
— Надо разговаривать, — повторил Андрей, будто боясь, что жена передумает. — Просто поговорить осторожно. Она всё расскажет, я уверен. Она же нам доверяет.
Варвара глубоко вдохнула. Да, доверяет. Всегда доверяла. Не может это быть конец, не может их Катя так просто перечеркнуть всё. Значит, её сильно ранили.
И вечером, когда за дверью появится Вера с сыном, они должны будут уже знать правду, чтобы не выглядели растерянными и слепыми. Чтобы защитить дочь и чтобы понимать, что говорить и о чём молчать.
А пока в доме бродило одно-единственное, самое страшное ожидание: что же такого мог сделать Антон, что заставило их вспыльчивую, но честную Катю перечеркнуть собственную свадьбу всего одной фразой?
Утро тянулось долго, будто через густой туман тревоги. Варвара всё обдумывала: как начать разговор, как не спугнуть доверие дочери, как не сделать боль ещё глубже. Чужая рана самая опасная: никогда не знаешь, куда можно наступить словом, чтобы не причинить еще больше боли.
Она решила подойти мягко, так, как мать подходит к ребёнку, который прячется под одеялом после дурного сна.
К полудню Варвара уже знала, что будет делать. Она достала из шкафа форму для пирога, старую, чуть потемневшую на краях. В такой она всегда пекла Катин любимый пирог с творогом и сметанной заливкой. В детстве Катя говорила, что он пахнет «как дом». И Варвара надеялась, что этот запах сегодня хоть чуточку откроет в дочери сердце.
Пока пирог стоял в духовке, дом постепенно наполнялся теплым ароматом ванили и теста. Варвара украдкой прислушивалась: не выйдет ли дочь на кухню, не спросит ли, что готовится. Но тишина оставалась прежней. Значит, придётся самой звать.
Готовый пирог она поставила на стол, накрыла его чистым полотенцем и, собравшись с духом, направилась к Катиной комнате.
— Котёнок… — тихо постучала она. — Пойдём чай пить. Я твой пирог испекла.
Пару секунд тишина. Потом послышались осторожные шаги, и дверь приоткрылась. Катя выглядела уставшей, словно всю ночь не спала. Под глазами легли тёмные тени, взгляд был тусклым, но уже не таким закрытым, как вчера.
— Мам… — голос её дрогнул, будто она колебалась, стоит ли вообще выходить.
— Пойдём, — мягко повторила Варвара. — Просто посидим.
Катя медленно прошла в кухню, села за стол. Варвара поставила перед ней чашку чая, отрезала кусочек пирога. Немного молчали. Но это было не неловкое молчание, скорее то, в котором человек собирает силы, чтобы сказать что-то важное.
Варвара понимала: начинать первой нельзя. Но и ждать бесконечно тоже.
— Знаешь, — начала она негромко, будто рассказывая историю, а не давя на признание, — я ведь за Андрея не сразу вышла замуж.
Катя подняла глаза. Такая неожиданная тема, похоже, отвлекла её от внутреннего напряжения.
— Да? — удивилась она тихо.
Варвара улыбнулась воспоминаниям.
— Конечно. Он мне три раза предложение делал. Первый раз на лавочке у подъезда, весь красный от волнения. Я чуть не расхохоталась… сказала, что мы слишком разные. Второй раз через год. Уже серьёзнее. А я всё думала: смогу ли с ним быть? Он ведь вспыльчивый, упрямый. А я, наоборот.
Катя слушала уже внимательнее. В её глазах появилось что-то похожее на интерес: редкое чувство за последние два дня. Она же ни разу не слышала, как родители встретились.
— А третий? — спросила она тихо.
— Третий… — Варвара улыбнулась теплее. — Третий был тот, что мне сердце согрел. Он пришёл ко мне вечером, когда я сильно простыла. Принёс горячий чай, мёд, испугался, что я лежу одна. Сел рядом, укрыл меня платком и сказал: «Я всю жизнь хочу заботиться о тебе. Разреши мне?» И тогда я поняла, что лучше его для меня нет. Что он не бросит, не предаст. И согласилась.
Катя опустила взгляд. Немного поиграла ложечкой в чашке. Варвара молчала, давая ей время.
— Ты счастлива с ним? — наконец спросила дочь.
— Очень, — спокойно ответила Варвара. — У меня за Андрея душа не болит. Всё делает сам: дом, работа, ответственность. Стоит мне только сказать, что плохо себя чувствую. он уже рядом.
— Мам… — сказала вдруг Катя, тихо, почти шёпотом. — Антон… он не такой.
Варвара медленно накрыла дочкину руку своей ладонью.
— Я знаю, — произнесла она мягко. — Он не Андрей. И не должен быть. Но должен быть честным. Должен быть рядом с тобой, если обещал. Должен держать слово.
Катя отвернулась, чтобы скрыть эмоции, но голос выдал её.
— Он… он часто врёт, мам. Изворачивается. Три дня цветы дарит, а потом пропадает. Объясняет: они с матерью к бабушке ездили. А предупредить заранее? А последний раз… — голос задрожал. — Он сказал, что заночует в офисе. А я увидела его в кино с другой девушкой на последнем ряду.
И будто с неё сорвали тяжёлое покрывало, слёзы сами катились по щекам, ей пришлось закрыть лицо ладонями.
Варвара не удивилась. Глубоко в душе она ожидала услышать что-то подобное. Но всё равно боль дочери резанула сердце, как нож.
Она обняла Катю, прижимая голову к своему плечу так, как когда-то, когда девочка плакала из-за разбитой коленки. Но сейчас рана была куда глубже.
— Котёнок… вот почему тебе было так тяжело.
Катя всхлипнула, но не отстранилась. И Варвара осторожно, почти шёпотом, продолжила:
— Ты правильно сделала, что сказала «нет». Ты молодая, перед тобой вся жизнь. Не бойся отпустить то, что не твоё. Не бойся начать сначала.
Катя тихо кивнула. Пирог на столе остывал, чай уже перестал дымиться, но в воздухе стало легче. Будто в доме наконец появилось дыхание, которого так не хватало с утра.
Теперь Варвара знала правду. А значит, знала, как защитить свою дочь.
После разговора с матерью Катя словно вздохнула, не полностью, но так, как человек, который долго держал тяжесть на груди и наконец позволил себе её отпустить. Но лёгкости всё равно не было. Внутри по-прежнему жила боль, смешанная с обидой и стыдом: как она могла так долго ничего не замечать? Или не хотела замечать?
Варвара не давила, не спрашивала больше ни о чём. Просто убрала со стола, занялась своими делами, оставив дочери пространство. И это было правильнее любых слов. Катя ушла в комнату, села на кровать и позволила себе подумать не об Антоне, а о том, что чувствовала она.
Она перебирала в голове эпизоды: все эти мелкие тревожные сигналы, которые тогда ещё казались пустяками.
Антон умел красиво ухаживать — это правда. Первые месяцы он буквально носил её на руках, дарил цветы, приглашал в кафе, писал тёплые сообщения. Катя тогда думала, что наконец встретила мужчину, который видит в ней не просто девушку, а будущую жену, партнёра.
Но постепенно что-то менялось. Незаметно, как вода, просачивающаяся под дверь.
Сначала он стал пропадать. Не часто, нет, ровно настолько, чтобы вызвать беспокойство, но не дать этому превращаться в конфликт. Он умел оправдываться: то работа поджимает, то мать попросила помочь, то бабушка заболела. Катя верила, потому что хотела верить.
Но тревога зудела внутри. Женская интуиция молчать не умеет.
Однажды, когда он исчез на два дня, объясняясь командировкой, Катя заметила на его сумке бирку с названием… местного супермаркета. Новую, свежую, явно только что прикреплённую. Тогда она вдруг подумала: если он уезжал, почему сумка не открывалась? Почему почти пустая?
Или вот случай с цветами. Три дня подряд он приносил букеты, каждый раз разные, как в сказке. Она смеялась, ставила их в вазы, фотографировала. А потом резкая тишина. Никаких встреч, никаких звонков.
Через неделю он появился, будто ничего не было. Катя расстроилась, но он так уверенно и нежно объяснял, что был с матерью у бабушки, что времени не было, что все силы ушли на помощь старым родственникам… и она снова поверила, потому что любила.
Теперь Катя видела это иначе: он слишком умело изворачивался.
Но последняя ложь была самой невыносимой.
Три дня назад она поймала его на лжи. Еще раз прокрутила в голове тот вечер.
Антон сказал, что у них аврал. Что сидит на работе, возможно, освободится только после полуночи. Потом написал смс: «Заночую в офисе, не жди меня». Всё выглядело логично: работа у него была напряжённая, он часто рассказывал о своих проектах, о задержках. Катя не сомневалась… и решила встретиться с подругой.
Они выбрали кино, лёгкую комедию, чтобы отвлечься. Но, когда зашли в зал и поднялись по ступенькам к своим местам, Катя почувствовала, что ноги подкашиваются.
На последнем ряду, почти в темноте, сидел Антон. Рядом с ним слишком близко была девушка. Они сидели плечом к плечу, почти прижавшись друг к другу. Его спутница тихо смеялась, Антон что-то шепнул ей на ухо, наклоняясь так, как наклоняются только к тем, кому доверяют больше, чем должны.
Катя застыла. Подруга дернула её за руку:
— Ты что?
Но слова уже не имели смысла. Внутри Кати что-то сломалось тихо, но окончательно. Она не устроила сцену, не закричала, не подошла. Просто вышла из зала, почти не чувствуя пола под ногами. Подруга бежала за ней, спрашивала, что случилось. Но Катя ничего не отвечала.
В ту ночь она поняла: свадьбы не будет. И будущего тоже.
Теперь, сидя в своей комнате, она вспоминала каждый миг того вечера. Как холодно было на улице, хотя шла ещё осень. Как молчали телефонные звонки Антона, который почему-то так и не написал ей ни одной смс той ночью. Как она пришла домой, тихо, чтобы не разбудить родителей, и легла под одеяло, словно пытаясь спрятаться под ним от всей своей разрушенной жизни.
Она вздрогнула, услышав, как тихо постучали в дверь.
— Катюша? — голос отца, мягкий, но напряжённый. — Можно?
Катя открыла. Он вошёл осторожно, будто боялся причинить боль даже движением воздуха.
— Мамочка сказала… что ты поговорить хочешь, — начал он, но остановился, увидев выражение её лица. — Доченька… ты только скажи. Что он сделал?
Катя отвернулась. Она не хотела снова плакать, два дня она этим занималась, и сил больше не было.
— Пап… он… — голос дрогнул. — Он меня предал. Обманул.
Андрей сжал кулаки так, что побелели пальцы. На миг в его глазах сверкнула злость, такая истинно мужская, та, что появляется, когда трогают самое дорогое.
Но он подошёл, сел рядом, аккуратно, будто рядом с маленькой девочкой.
— Ты больше никому ничего не должна, — тихо сказал он. — Ни ему, ни его матери, ни даже нам. Твоя жизнь —это твой выбор. И если человек тебя предал, его в нашем доме больше никогда не будет.
Катя не выдержала, слёзы снова накрыли её, она прильнула к отцу, как в детстве. Андрей осторожно гладил её по плечу, чувствуя, как в ней ломается надежда, но рождается сила.
Когда он вышел, Катя осталась одна. Но ей стало чуть легче. Она знала теперь: родители на её стороне. Что бы ни было дальше, она не одна.
Вечер подкрадывался незаметно, словно пытаясь дать всем время подготовиться. Но подготовиться к такому нельзя ни родителям, которые переживают за дочь, ни самой Кате, которая чувствовала, что вот-вот распахнётся дверь, и вместе с потоком холодного воздуха в дом войдёт прошлое, от которого она попыталась отгородиться.
Варвара в этот день была тревожно-спокойной той спокойностью, которой пользуются матери, когда понимают: паника только помешает. Она накрыла стол, но без прежнего энтузиазма. Ни ярких салфеток, ни любимой посуды, обычная сервировка, чтобы соблюсти приличия, и всё.
Андрей ходил по дому, будто что-то искал. На самом деле он искал способ не сорваться. Его лицо застыло, челюсть сжалась так, что по скулам ходили тугие мышцы. Когда речь заходила о дочери, он не умел быть равнодушным.
Катя всё это видела, и от того становилось только тяжелее. Она сидела у окна, смотрела, как сумерки сгущаются между домами, и тихо, почти неслышным голосом сказала:
— Пап, мам… Если они придут… я не хочу с ними разговаривать.
Андрей подошёл, положил ей руку на плечо.
— Никто тебя заставлять не будет. Мы всё скажем сами.
Катя кивнула. И словно в подтверждение её слов раздался звонок в дверь.
Варвара вздрогнула, но быстро взяла себя в руки и пошла открывать. На пороге стояла Вера, женщина строгого вида, с бровями, сведёнными в одну недовольную линию. За её плечом пояаился Антон, непривычно аккуратный, будто на экзамен пришёл. Он оглядел прихожую, словно надеясь увидеть Катю, но её не было.
— Ну что ж вы, — начала Вера с порога, даже не поздоровавшись, — столько нервов всем испортили. Катенька что, передумала? Молодые же, бывает. Я ей сказала… — Вера попыталась пройти дальше, но Андрей рывком перекрыл ей путь.
— Проходите, — произнёс он холодно. — Но разговор будет короткий.
Вера недовольно фыркнула, но вошла. Антон следом уже тише и осторожнее.
В кухне повисла напряженная тишина. Варвара села напротив гостей, Андрей рядом, руки сцеплены на столе.
Антон поначалу пытался улыбнуться, но улыбка вышла кривой. Он не решался начать разговор. Вера же, наоборот, разогревалась будто мотор.
— Я сразу скажу, чтоб не тянуть. Вы зря позволяете дочери такие капризы. Сегодня она отменяет свадьбу, завтра ещё что придумает. Мужчины, Андрей, — Вера повернулась к хозяину дома, — они не любят таких… избалованных девиц. Им нужна женщина покладистая. А ваша Катя…
Но закончить фразу ей не дали.
Андрей медленно поднял взгляд, такой взгляд у него бывает только тогда, когда он принимает решение.
— Вера, хватит, — сказал он спокойно, но так, что по голосу пробежал холод. — Мы позвали вас, чтобы сообщить: свадьбы не будет. Точка.
Антон вздрогнул. Вера вскинулась:
— Как это не будет?! Это что же получается, вы дочку свою выше нашей семьи ставите? Вы губите молодёжь! А Антон страдает! Ему Катя нужна!
— Катя Антону не нужна, — жёстко перебил Андрей. — Если бы нужна была, не сидел бы он в кино с другой.
Тишина стала оглушительной. Варвара украдкой посмотрела на Антона, тот побледнел, глаза метались, он пытался что-то выдумать, но слова застряли.
— Это… недоразумение… — наконец выдавил он. — Катя неправильно поняла. Я… просто был с коллегой…
— В тёмном зале кинотеатра на последнем ряду? — Варвара вмешалась в разговор. Голос её был тихим, но в нём чувствовалась обида за дочь. — В обнимку?
Антон замолчал. Даже Вера растерялась.
— Ну… всякое бывает… — пробормотала она, явно теряя уверенность. — Нельзя же так сразу… рушить всё…
— Вера, — Андрей наклонился вперёд, опершись ладонями о стол. — Мы любим нашу дочь. И не позволим никому над ней издеваться. Она не вещь, которую можно вернуть и забрать. Она живой человек. И если ей сделали больно, виновата не она. А тот, кто это сделал.
Антон отвернулся, будто пряча глаза. Вера попыталась что-то возразить, но Варвара тихо добавила:
— Дочка замуж выйдет обязательно. Но тогда, когда сама захочет. И за того, кто будет её любить, а не лгать ей. ——Эти слова прозвучали, как точка в разговоре.
Вера резко поднялась.
— Пожалеете! — бросила она. — Вот увидите, пожалеете, что упустили своё счастье!
Андрей встал тоже, подошёл к двери и, не сказав ни слова, открыл её, приглашая их уйти.
Антон, проходя мимо, тихо попытался заглянуть в гостиную, искал Катю. Но Катя в это время вышла из своей комнаты. Их взгляды встретились. В этот миг она уже не дрожала. Только смотрела спокойно, может, немного жалея. И это было для Антона хуже любого укора.
Он опустил глаза и вышел за матерью.
Когда дверь закрылась, наступила глубокая тишина. Варвара подошла к Кате, обняла. Андрей стоял чуть поодаль, но в его глазах искрилось облегчение, смешанное с гордостью.
Катя глубоко вдохнула. На душе было пусто, но ясно, как после грозы, которая вымыла всё старое.
