— Ты серьёзно сейчас это говоришь? — Анна стояла посреди кухни, сжимая в руках кружку, от которой уже давно перестал идти пар. — Ты хочешь, чтобы я впустила твою сестру с ребёнком жить к нам?
Игорь тяжело выдохнул и облокотился о подоконник. На улице мокрый снег валил прямо на лужи, превращая двор в серую кашу.
— А что мне делать, Ань? — он говорил тихо, будто оправдывался. — У неё больше некуда. Миша выгнал их, представляешь? Просто выставил с чемоданом.
— Да хоть с пианино, — отрезала она. — Мы с тобой живём вдвоём в двух комнатах, где я еле умещаюсь со своей работой. И теперь ты хочешь превратить квартиру в приют?
Это временно, — упрямо повторил он. — Пока она не разберётся с долгами.
Анна поставила кружку на стол, слышно щёлкнула ручка.
Временное — у них было всё. «Временно» он задерживался у матери. «Временно» Марина занимала у него деньги. «Временно» они не заводили детей, потому что «сначала надо встать на ноги». Только вот ноги всё время дрожали, и земля под ними уходила.
— Я тебе так скажу, — она села, стиснув колени ладонями. — У меня нет проблем помочь, но не ценой своего спокойствия. И уж тем более не своей квартиры.
Он вздохнул, отвернулся к окну, и Анна увидела, как по стеклу скатилась капля. То ли дождь, то ли ему и вправду было стыдно.
— Она моя сестра, — тихо сказал он. — Если бы с твоей случилось, я бы тоже не отвернулся.
— У меня нет сестры, — сухо ответила Анна. — И, если честно, с каждым днём я всё больше радуюсь этому факту.
Тишина.
С улицы донёсся гудок автобуса, потом крик дворника: «Песком подсыпь, скользко же!»
Всё обычное, всё будничное. Только вот в груди — гул, как будто внутри барабанили в пустую кастрюлю.
Она вспомнила, как месяц назад Марина уже приходила — вся в слезах, с распухшими глазами. Говорила, что взяла кредиты на косметику и онлайн-курсы, которые, цитирую, «вот-вот принесут прибыль». Прибыль не принесло, а коллекторы уже грозили прийти к ней домой. Тогда Анна дала двадцать тысяч — просто чтобы отвязались. А теперь, похоже, эта история получила продолжение.
— Хорошо, — наконец сказала она. — Сколько им нужно?
— Не знаю точно. — Игорь почесал шею. — Она говорит, около трёх миллионов.
Анна рассмеялась. Не истерично — устало, как смеются, когда уже не верят ни в здравый смысл, ни в справедливость.
— Может, продадим квартиру и купим всем счастья? — язвительно сказала она. — По граммам раздадим.
— Не начинай, — Игорь нахмурился. — Я не прошу продавать. Просто дать им шанс.
— Шанс? А у нас кто-нибудь когда-нибудь давал шанс? — она вскочила, проходясь по кухне. — Когда я устраивалась на работу после твоего «временного» увольнения, кто мне помогал? Кто платил коммуналку, пока ты искал себя?
Он молчал.
Молчание между ними стало отдельным жильцом. Сидело на диване, спало на кухне, принимало душ по утрам.
— Я не против помочь, — наконец сказала она тише. — Но не ценой нашей жизни. Пусть твоя мама продаёт дачу или машину.
— Мама старенькая, у неё сердце, — возразил он. — А у нас молоды, справимся.
— Да, справимся, — горько усмехнулась она. — Особенно если всю жизнь будем разгребать чужие долги.
Игорь ушёл в комнату, громко закрыв дверь.
Анна осталась на кухне, достала телефон, пролистала переписку. От Марины — длинные, жалостливые сообщения: «Ань, ты же понимаешь, я в тупике», «Ты такая сильная, а я вот не справилась», «Ты не представляешь, каково матери с ребёнком без поддержки».
— Манипуляторша, — тихо произнесла Анна. — Умная, но скользкая.
Она выдохнула и включила чайник.
Окно запотело.
На стекле проступила мутная надпись — Игорь когда-то пальцем писал «Мы». Теперь от того «мы» осталась лишь буква «М». Остальное смыл дождь.
На следующий вечер звонок в дверь раздался, когда Анна только вернулась с работы. В руках пакет с продуктами, на улице уже темно, запах выхлопных газов, люди в куртках — ноябрьская депрессия.
Она открыла. На пороге стояла Марина. Без макияжа, с потёкшими глазами, в дешёвой куртке. Рядом — мальчик лет восьми, вязаная шапка, в руке — мятая коробка с машинкой.
— Привет, — выдавила Марина. — Мы… можно, зайдём?
Анна застыла.
— А где Игорь?
— Он сказал, ты дома.
Прекрасно. Вот и вся подготовка.
Марина прошла мимо неё, будто к себе, поставила пакет у стены.
— Мы ненадолго, правда. Просто пока не решим вопрос с квартирой.
— С какой квартирой?
— С моей, — она вздохнула. — Её арестовали.
— За долги?
— Ну… да. Но я не виновата, Ань. Меня обманули.
Анна закрыла дверь, поставила сумку на пол и посмотрела на неё пристально.
— Марин, ты же взрослая женщина. Неужели не понимала, во что влезла?
— Ань, я думала, всё вырулю. Я работала, у меня был бизнес…
— Какой бизнес?
— Интернет-магазин. Детская одежда.
— Ты умеешь шить?
— Нет, но я заказывала из Китая. Там сейчас всё просто.
Анна провела рукой по лицу.
— Понятно. Китай, кредиты, арест. И теперь ты с ребёнком на моём пороге.
Марина села на стул и уставилась в пол.
— Я не прошу ничего невозможного. Только крышу над головой. Пока.
— А кто оплачивать коммуналку будет, еду, свет, интернет? — спросила Анна.
— Я устроюсь. У меня знакомая обещала место в салоне.
— Опять салон… — устало сказала Анна. — Ты же уже работала в трёх и везде уходила через месяц.
Марина вспыхнула:
— Ну ты-то, конечно, идеальная! Всё знаешь, всё умеешь!
— Нет, просто я думаю, прежде чем влезать в долги, — резко ответила Анна.
Димка в этот момент уронил коробку с машинкой и расплакался.
— Видишь, ребёнку страшно! — Марина подскочила, схватила сына. — Ты даже не даёшь нам посидеть спокойно!
— Посидеть?! — Анна уже не выдержала. — Ты ввалилась без спроса и ведёшь себя как хозяйка!
Дверь из комнаты открылась. Игорь вышел, в домашней футболке, с виноватым видом.
— Я думал, ты не будешь против, если они пока у нас.
Анна повернулась к нему, сжимая кулаки.
— Ты думал? Хоть раз ты думал, Игорь?
Он промолчал.
В воздухе повисло тяжёлое, густое молчание. Даже Димка притих.
Анна посмотрела на них всех — мужа, сестру, ребёнка.
И вдруг поняла: её дом перестал быть домом. Он стал убежищем для чужих проблем.
Она подошла к двери, открыла её настежь и спокойно сказала:
— До конца недели. Потом решайте, где жить.
— Ты бездушная, — прошептала Марина. — У тебя нет сердца.
— Может, и нет, — кивнула Анна. — Зато пока есть квартира.
Она захлопнула дверь и услышала, как в коридоре за стеной Марина что-то шепчет Игорю.
Тихо, но с ядом.
Анна вернулась на кухню, включила свет.
Лампочка мигнула, будто тоже устала.
На подоконнике стояла кружка с надписью «Любимая жена».
Она посмотрела на неё и усмехнулась:
— Любимая, ага. Только не его. Себя бы научиться любить.
И впервые за долгое время позволила себе сесть и просто молча смотреть в окно.
Снег шёл медленно, как будто тоже думал, стоит ли ему ложиться на эту землю.
— Ты не понимаешь, — сказала Марина, стоя у раковины и вытирая руки бумажным полотенцем. — Я не хотела, чтобы всё так вышло. Просто… жизнь навалилась.
Анна стояла спиной, смотрела в окно. Ноябрь окончательно сдал позиции: с неба моросило что-то между дождём и снежной пылью. Ветер бил по стеклу, и было ощущение, что весь мир снаружи грязный и злой.
— Знаешь, что самое страшное, Марин? — произнесла она спокойно. — Когда человек делает глупость, а потом сваливает вину на жизнь.
— А ты бы не свалила? — Марина вскинула брови. — Ты что, идеальная?
Анна повернулась к ней.
— Нет. Просто если я косячу, то хотя бы не втягиваю в это всех подряд.
Из комнаты донёсся детский смех — Димка смотрел мультики на телефоне Игоря.
Анна закатила глаза.
— Прекрасно. Игорь теперь ещё и нянька.
Марина хмыкнула:
— Ну хоть польза какая-то. А то он у тебя только ходит и молчит, как тень.
Анна почувствовала, как в груди закипает.
— Не тебе судить, какой он.
— А кому? Ты-то давно его не слушаешь, — Марина поджала губы. — Только приказы раздаёшь.
В кухне повисла тяжёлая пауза.
Анна поставила чайник, развернулась и спокойно сказала:
— Знаешь, Марин, тебе бы меньше меня анализировать, а больше думать, как выплатить долги.
Марина усмехнулась.
— Слушай, а ведь можно было бы решить всё красиво.
— Это как?
— Продать квартиру.
Анна рассмеялась, но смех был короткий и злой.
— Ты, видимо, плохо усвоила прошлый разговор.
— Ну а что? — не унималась Марина. — Разделите с Игорем деньги пополам, купите что-то поменьше, в пригороде. Зато всем полегчает.
— Всем — это кому? — голос Анны стал стальным. — Тебе и твоим коллекторам?
— Да ты же не разоришься, — сказала Марина уже раздражённо. — Ты же не из бедных, работаешь в офисе, тебе премии платят, родители помогают.
Анна резко повернулась:
— Ещё раз скажешь про родителей — вылетишь отсюда со своим ребёнком хоть ночью. Поняла?
Дверь приоткрылась.
— Ань, не кричи, — вышел Игорь. — Он всё слышит.
— Пусть слышит, — ответила она, не оборачиваясь. — Пусть знает, как взрослые дяди и тёти решают вопросы.
— Ты несправедлива, — тихо сказал Игорь. — Марина в отчаянии.
Анна развернулась к нему.
— А ты где был, когда она эти кредиты брала? Где был, когда я предупреждала, что так закончится?
Он не ответил. Только опустил голову.
Тогда она вдруг поняла: всё. Он — на их стороне.
Не потому, что злой. А потому что слабый.
А слабые всегда идут туда, где громче плачут.
Через пару дней в квартире стало тесно не только физически, но и морально. Марина заняла ванну на полчаса каждое утро, сушила волосы феном, оставляла косметику на полке. В холодильнике появились чужие контейнеры с надписью «не трогать».
Анна чувствовала себя посторонней в собственном доме.
Вечером, вернувшись с работы, она застала всех троих за ужином. На столе — макароны, колбаса, детская тарелка с кетчупом в виде сердечка.
Она стояла в дверях и смотрела. Марина рассказывала анекдот, Игорь смеялся, Димка тыкал вилкой в макароны. И всё бы ничего, но на лице Марины было выражение победы.
— Аня, присаживайся, — сказала она. — Мы уж решили сами поужинать, а то ты поздно.
— Конечно, решили, — ответила Анна холодно. — Что я тут решаю вообще.
Она прошла мимо, достала из холодильника пакет молока, налила в кружку и выпила прямо стоя.
— Ты хоть ела что-то, — осторожно спросил Игорь.
— Не волнуйся, я взрослая, сама справлюсь.
— Ань, ну не начинай… — он попытался улыбнуться.
— Я и не начинала, Игорь. Это вы начали.
Марина вмешалась:
— Неужели нельзя жить без вечных упрёков?
— Можно, — сказала Анна. — Когда живёшь одна.
На выходных к ним пришла Наталья Ивановна.
С порога — запах дорогих духов и уверенность в каждом шаге.
— Анечка, здравствуй, — сказала она сладко, но глаза уже скользнули по комнате. — Ой, у вас тут тесновато стало, да?
— Не без вашей помощи, — ответила Анна.
Свекровь сделала вид, что не услышала. Села, поправила сумку, глянула на Марину:
— Ну как вы тут?
— Потихоньку, — сказала Марина, будто из фильма про бедных родственников. — Аня нас терпит, пока не решится ситуация.
— Какая ситуация? — уточнила Анна, хотя уже знала ответ.
Наталья Ивановна чуть подалась вперёд:
— Мы думаем, что можно было бы продать эту квартиру и купить две поменьше. Всем будет лучше.
— Вы серьёзно? — Анна рассмеялась. — Вам не надоело одну и ту же песню крутить?
— Аня, не надо вражды, — сказала свекровь, поджимая губы. — Ты же понимаешь, семья — это поддержка.
— Семья — это уважение, — спокойно парировала Анна. — А вы в мою квартиру вваливаетесь, как к себе домой, и ещё условия ставите.
Наталья Ивановна приподняла подбородок.
— Мы с Игорем всё обсудили. Он согласен.
— Что? — у Анны в груди похолодело.
— Он сказал, что не против рассмотреть вариант обмена, если это поможет всем.
Анна повернулась к Игорю.
— Это правда?
Он отвёл глаза.
— Я просто сказал, что можно подумать.
— Подумать?! — голос её дрогнул. — Это моя квартира! Моя, Игорь!
Наталья Ивановна встала.
— Вот видишь, какая ты. Всё твоё, всё тебе. А где «мы»? Где семья?
Анна шагнула к ней ближе.
— Знаете, где «мы»? Там, где меня уважают.
— Ой, не надо пафоса, — отмахнулась свекровь. — Всё равно Игорь здесь прописан. Так что не делай вид, будто можешь выгнать кого угодно.
— Попробуем, — сказала Анна тихо.
Марина при этом сжала руки и всхлипнула, как по сигналу.
— Мам, не надо… я не хочу ссор.
— Конечно не хочешь, — процедила Анна. — Ссор не хочешь, но в чужую квартиру залезла.
Игорь резко вскочил:
— Хватит! Я устал от этих сцен!
— Тогда решай, — спокойно сказала Анна. — С кем ты. Со мной — или со своей мамой и сестрой.
Он молчал. Потом взял куртку, надел, сказал тихо:
— Мне надо проветриться.
— Проветривайся, — ответила она. — Только не забудь потом вернуться в свой дом. Если ещё помнишь, где он.
Дверь хлопнула.
Остальные молчали.
Марина смотрела в пол, свекровь — на Анну.
— Ты его выжила, — холодно произнесла она. — Тебе не стыдно?
— А вам не стыдно, — сказала Анна. — За всё это шоу.
Она пошла к двери, открыла её и спокойно произнесла:
— До свидания. И не приходите без звонка.
Когда дверь за гостьями захлопнулась, в квартире воцарилась тишина.
Такая плотная, что Анна впервые за долгое время почувствовала — дышать стало легче.
Но облегчение длилось ровно сутки.
На следующий день пришло письмо — заказное, из суда.
Игорь подал заявление о разделе имущества.
На основании «совместно нажитого».
Анна стояла у почтового ящика, сжимая конверт, и не чувствовала ни холода, ни ветра. Только одно: внутри всё обрушилось.
Вечером она сидела на кухне с подругой Леной.
Та пришла без звонка, как всегда — в пуховике, с кофе из автомата.
— Ань, — сказала Лена, прочитав бумагу. — Они офигели. Квартира подарена тебе до брака. Он ничего не получит.
— Это я знаю, — устало ответила Анна. — Но дело не в том. Дело в том, что он вообще пошёл на это.
Лена молча кивнула.
— Мужики часто боятся своих матерей сильнее, чем закона.
Анна усмехнулась.
— Ну, значит, пусть живёт с ней.
— А ты?
— А я… пока разберусь. — Она посмотрела на окно. — Я не проиграю им свой дом. Ни в суде, ни в душе.
Снаружи шёл снег. Уже не мокрый — настоящий, зимний.
Тихо падал, ложился на подоконник, и свет из окна ловил каждую снежинку, как новую надежду.
***
— Так, значит, ты решил воевать со мной? — Анна стояла у двери, глядя на Игоря. Он пришёл за вещами.
На нём был тот самый пуховик, который она ему подарила два года назад на день рождения. Теперь он казался ей чужим. И пуховик, и Игорь внутри него.
— Не воевать, — тихо сказал он. — Просто… разобраться.
— Ага, — усмехнулась она. — Через суд. Очень мирно.
Он молчал, глядя в пол.
Сзади в коридоре маячила тень — Наталья Ивановна. Конечно. Без неё ни один его поступок не обходился.
— Я не хочу скандалов, — сказал он. — Просто хочу справедливости.
— Справедливости? — Анна шагнула ближе. — Справедливости — это когда человек вкладывается в семью, а не живёт на моей зарплате и советует продать мою квартиру.
Он побледнел.
— Ты несправедлива. Я ведь тоже старался.
— Да? — она прищурилась. — Когда ты старался? Когда я тянула нас по съёмным квартирам? Или когда твоя мама шептала мне за спиной, что я “зазналась”?
Наталья Ивановна не выдержала и вмешалась:
— Хватит, Анна. У нас все устали от твоих истерик. Суд всё решит.
Анна обернулась к ней:
— А вы, Наталья Ивановна, не устаёте от собственного коварства? Это же вы подали ему идею, да? Суд, раздел, доли, всё красиво.
— Не тебе судить, — холодно ответила свекровь. — Ты разрушила семью.
Анна рассмеялась.
— Я? Нет. Я просто не дала вам разрушить мою жизнь.
Она взяла со стола конверт, кинула его Игорю.
— Вот, повестка на заседание. Завтра. Можешь даже не опаздывать — всё уже предсказуемо.
Он взял бумагу, не поднимая глаз.
И в этот момент Анна поняла — его она потеряла. Но не жалела. Впервые за долгое время не жалела.
На следующее утро она пришла в суд в строгом сером пальто. Снег скрипел под ногами, люди спешили мимо, каждый со своим делом.
А у неё — тоже дело. Самое важное.
В зале — Игорь, Марина, свекровь.
Марина в ярком свитере, с накрашенными губами, держит Димку за руку. Опять ребёнок как аргумент.
Наталья Ивановна — как всегда в чёрном. Игорь — нервно крутит кольцо на пальце.
Анна села напротив. Не прятала взгляда.
Судья открыл заседание. Адвокаты заговорили.
Сначала — сухо: документы, даты, свидетельства. Потом — эмоции.
— Ваша честь, — поднялась Наталья Ивановна, — мой сын с женой проживали в этой квартире вместе, вели общее хозяйство. У нас есть свидетели, соседи, которые подтвердят, что имущество было совместным.
Анна хмыкнула.
— Ага, соседи. Эти же свидетели подтвердят, что вы каждые выходные приходили и устраивали допросы на кухне.
— Анна Сергеевна, прошу соблюдать порядок, — сказал судья.
— Извините, — кивнула она. — Просто сложно слушать, когда из белого делают чёрное.
Марина в этот момент поднялась и дрожащим голосом произнесла:
— Аня, я не хотела этого. Правда. Просто мама сказала, что так лучше. Мы ж семья…
Анна посмотрела на неё спокойно.
— Семья — это не те, кто делят имущество. Это те, кто делят трудности. Ты, Марина, умеешь делить только выгоду.
Судья постучал молоточком.
— Достаточно. Принимается к сведению.
Адвокат Анны встал и уверенно зачитал:
— Согласно договору дарения, квартира принадлежит Анне Сергеевне на праве личной собственности. Передана родителями до заключения брака. Имеются нотариальные документы, подтверждающие это.
Судья пролистал бумаги, поднял глаза.
— Иск отклонён.
Тишина.
Настоящая, густая, как снег за окном.
Наталья Ивановна застыла, Марина уставилась в пол, Игорь медленно опустил голову.
Анна почувствовала, как по спине прошёл лёгкий холод. Не страх, а освобождение.
Всё.
Она встала.
— Спасибо, Ваша честь.
И вышла из зала, не оглядываясь.
Дома она долго стояла у окна.
На улице вечер, фонари, снег медленно ложится на крыши.
В квартире — тишина. Только тикание часов и редкий звук проезжающей машины.
На столе — чемодан. Игорев. Она так и не выбросила его.
Теперь поставила в коридор. Пусть заберёт. Без объяснений.
Телефон зазвонил.
Имя на экране — «Игорь».
Она не взяла. Пусть говорит с мамой. Или с совестью.
Через несколько минут — сообщение:
«Прости. Я не хотел. Всё вышло не так».
Анна долго смотрела на экран. Потом стерла сообщение, не отвечая.
Не потому что злилась. Просто не видела смысла.
На следующий день она проснулась раньше обычного.
Сварила кофе, включила тихую музыку.
За окном шёл снег — лёгкий, ровный, без ветра.
Она прошла босиком по полу, тронула стену рукой — будто убедилась, что дом действительно её.
На кухне — порядок. Ни чужих кружек, ни контейнеров с надписями.
Только её тарелка, её ложка, её воздух.
Зазвонил домофон.
— Кто там?
— Почта, — ответил мужской голос.
Она спустилась вниз, расписалась за письмо.
В конверте — уведомление из суда: решение вступило в силу.
Квартира — полностью её собственность.
Она поднялась обратно, села за стол.
Открыла ноутбук, включила камеру.
В отражении — женщина лет тридцати пяти. Уставшая, но спокойная.
И впервые за долгое время Анна улыбнулась.
Не той натянутой, вежливой улыбкой, а настоящей — изнутри.
Поставила кружку рядом, включила чайник.
Он зашипел, загудел, и в этом звуке было что-то живое — будто сама жизнь снова закипала.
— Ну что, — сказала она вслух. — Начнём всё сначала.
Она достала блокнот и записала:
«Переезд. Новый проект. Новая жизнь».
И рядом — аккуратно, на полях:
«Больше никогда — “временно”».
Вечером позвонила Лена.
— Ну что, победила?
— Не я, — ответила Анна. — Просто правда.
— А Игорь?
— Пусть живёт, как умеет. Я больше не спасаю взрослых людей.
— Правильно, — засмеялась Лена. — Ну что, шампанское?
Анна посмотрела на окно.
Снег усилился. На стекле танцевали снежинки.
— Давай лучше чай. Мне пока хватит покоя.
Она налила кипяток в кружку, вдохнула пар.
Тепло расползлось по телу.
И впервые за долгое время она не боялась тишины.
Потому что теперь это была её тишина.
