В нашем дворе всё началось с того самого ноября, когда ночи стали кусаться морозцем по-настоящему.
Шарик — так звали рыжего пса — появился у третьего подъезда, как привидение из прошлой жизни. Лохматый, с седой мордой и такими глазами, словно вся собачья мудрость в них собралась.
— Опять твоя дворняга воет, — проворчал Сергей, захлопывая окно. — Мать, ты слышишь?
Надежда Ивановна как раз мыла посуду. Руки в мыльной пене, а душа где-то там, за окном, с этим несчастным псом.
— Слышу, — тихо ответила она.
А как тут не слышать? Вой этот пронизывал стены насквозь. Не лай — именно вой. Протяжный, тоскливый. Как будто кто-то по струнам души водит.
Семейка из сорок седьмой квартиры — молодые, красивые — въехала месяц назад. С собакой. Шарик их встречал у подъезда каждый вечер, хвостом так и молотил воздух. Радовался, как дитя малое.
Только вот с холодами что-то изменилось.
— Мам, мы уже решили, — говорила молодая хозяйка соседке на площадке, думая, что её никто не слышит. — Собака в квартире, ну ты понимаешь. Шерсть везде, запах. А у нас столько денег в ремонт вбухано. Если тебе так жалко – забирай себе.
Но, видимо, мать не собиралась брать на себя проблемы молодых.
Надежда Ивановна поняла это, когда увидела, как Шарик третью ночь подряд спит у батареи в подъезде. Свернулся клубочком, дрожит.
— Что ты на него таращишься? — Сергей дёрнул штору. — И так проблем по горло, а ты ещё на каждую бродячую шавку внимание обращаешь.
Сорок три года сыну. Развёлся год назад, живёт с матерью. Злой стал. На весь мир злой.
— Не бродячий он, — прошептала Надежда Ивановна. — У него хозяева есть. Вон, в сорок седьмой живут.
— Есть хозяева — пусть заберут. Нет хозяев — в приют сдать надо.
Легко сказать. А как объяснить псу, что его предали? Что те, кого он считал семьёй, выставили на мороз?
На следующее утро Надежда Ивановна спустилась в подъезд с кусочком курицы. Шарик поднял голову, посмотрел благодарно. Не набросился на еду. Но когда она ушла, съел всё до крошки.
А вечером она не выдержала.
— Ты с ума сошла! — Сергей стоял в прихожей, уперев руки в бока, и смотрел на мать так, словно она объявила о намерении усыновить слона. — Привести дворняжку в дом!
Шарик жался в углу, понимая, что стал причиной ссоры. Умные глаза метались между матерью и сыном, а хвост даже не шевелился.
— Одну ночь, Серёжа. Только одну ночь переночует, а утром отведу обратно.
— Одну ночь? — сын заходился от возмущения. — А завтра опять «одну ночь»? А послезавтра тоже «всего лишь»? Мать, у тебя что, память отшибло? Мы с тобой еле концы с концами сводим, а ты ещё рот лишний приводишь!
Надежда Ивановна молчала. Что тут скажешь? Прав, конечно. Не её собака. Не её проблемы. Но как объяснить сыну, что некоторые вещи делаются не головой, а сердцем?
— Корм покупать кто будет? — продолжал накручивать себя Сергей. — Лечить кто станет, если заболеет?
— Серёж. — Голос у матери был тихий, усталый. — Пёс старый. Больной. На улице помрёт.
— И что? Миллионы бездомных собак дохнут каждый день! Ты что, всех спасать будешь?
Шарик вздрогнул от крика и попытался стать ещё меньше. Надежда Ивановна присела рядом, погладила по голове. Шерсть жёсткая, спутанная. Когда в последний раз его мыли?
— Не всех, — прошептала она. — Только этого.
Три дня они жили в напряжении. Сергей демонстративно хлопал дверьми, кидал злобные взгляды на собаку, жаловался на шерсть на диване. Шарик как будто чувствовал своё неправильное положение — ел мало, старался по квартире лишний раз не передвигаться.
А потом пришли хозяева.
В субботу утром в дверь постучали. Настойчиво, требовательно.
— Вы что, совсем ополоумели? — Молодая женщина стояла на пороге в модной дублёнке, а рядом с ней мужчина в дорогой куртке. — Украли нашу собаку!
— Как украли? — опешила Надежда Ивановна. — Он же…
— Он же что? Частная собственность! У нас документы есть, паспорт ветеринарный. А вы самовольно забрали.
Шарик, услышав знакомые голоса, вышел из кухни. Хвост дёргался неуверенно — радоваться или прятаться?
— Идём домой, Шарик, — позвала хозяйка.
Пёс подошёл, но без прежнего энтузиазма. Принюхался, лизнул руку. А потом отошёл. К Надежде Ивановне.
— Что за чёрт! — разозлился мужчина. — Шарик, ко мне!
Собака опустила голову, но с места не сдвинулась.
— Понимаете, — начала осторожно Надежда Ивановна, — он же на улице спал. В подъезде. Я подумала…
— А вы не думайте! — перебила женщина. — Не ваше собачье дело! Мы сами решаем, где нашей собаке спать.
— В подъезде на морозе? — не выдержала пенсионерка.
— А хоть на крыше! Наша собака — наши проблемы!
— Какие проблемы? — В прихожую вошёл Сергей, только что вернувшийся из магазина. — Что тут происходит?
— Ваша мамаша украла нашего пса! — выпалил мужчина. — Требуем немедленно вернуть. Или в полицию заявим.
Надежда Ивановна сжалась. Господи, только скандала не хватало. Сергей и так на неё злой, а тут ещё полиция.
— Мам, отдай собаку и закроем тему, — устало сказал сын. — Не хватало нам проблем с законом.
Но когда он посмотрел на Шарика, что-то изменилось в его лице. Пёс стоял рядом с матерью, дрожал мелкой дрожью, а в глазах была такая тоска.
— Документы покажите, — неожиданно сказал Сергей.
— Что?
— Документы на собаку. Паспорт ветеринарный. Говорите же, есть у вас.
Хозяева переглянулись.
— Дома остались.
— Значит, принесёте, тогда и поговорим.
— Да вы что, охренели совсем? — заорал мужчина. — Это наша собака!
— Если ваша — почему на улице спит?
— Это не ваше дело!
— Моё. — Сергей шагнул вперёд, и что-то в его голосе заставило хозяев отступить. — Когда животное мучают в моём доме, это моё дело.
— Мучают? — женщина вытаращила глаза. — Да вы вообще в своём уме? Мы никого не мучаем!
— Не мучаете? — Сергей сделал ещё шаг вперёд. Надежда Ивановна таких глаз у сына давно не видела. Злых и решительных. — Старую собаку на мороз выгнали — это не мучение?
— Мы не выгоняли! — запротестовал мужчина. — Просто временно, ремонт у нас.
— Какой на хрен ремонт? — рявкнул Сергей так, что Шарик поджал хвост. — Месяц назад въехали, какой ремонт?
Соседские хозяева замялись. По лицам было видно — попались.
— Это вообще-то наше личное дело, — начала женщина, но голос уже дрожал.
— Ваше личное дело — издеваться над животным? — Сергей повысил голос. — А знаете что? А пошли вы все к чёрту! Забирайте свою собаку прямо сейчас!
Надежда Ивановна ахнула. Она ожидала всего — но только не этого. Сын же требовал избавиться от пса!
— Серёжа, что ты.
— Молчи, мать! — отрезал он, не сводя глаз с незваных гостей. — Так что? Забираете?
— Конечно, забираем! — женщина попыталась взять уверенный тон. — Шарик, идём домой!
Пёс поднял голову, посмотрел на бывших хозяев и лёг. Прямо на пол. Как будто говорил: «Никуда не пойду».
— Шарик! — рявкнул мужчина. — Подъём, живо!
Собака не шевелилась.
— Что ж вы делаете, а? — В голосе женщины появились истерические нотки. — Настроили против нас!
— Мы никого не настраивали, — спокойно сказала Надежда Ивановна. — Он сам решает.
— Кто «сам решает»? Это собака!
— Собака, которая вас больше не признаёт, — вмешался Сергей. — И знаете почему? Потому что собаки не прощают предательства.
— Да что вы вообще о нас знаете? — взвизгнула хозяйка. — Мы его кормили, поили!
— А потом выкинули на улицу, как старый хлам! — Сергей был уже по-настоящему разъярён. — Значит, так! Либо вы его забираете домой, в квартиру, и больше на улицу не выгоняете. Либо оставляете здесь и забываете дорогу к нашей двери!
— С какой стати мы должны вас слушать? — возмутился мужчина.
— С той стати, что я в участок звоню прямо сейчас! — Сергей достал телефон. — Жестокое обращение с животными — статья есть в кодексе!
— Да вы блефуете!
— Хотите проверить?
Тишина повисла тяжёлая, нехорошая. Шарик лежал на полу и дрожал. Надежда Ивановна стояла за спиной сына и не верила своим ушам. Это её Серёжа говорит? Тот самый, который ещё вчера требовал выставить пса за дверь?
— Мы подумаем, — наконец процедил мужчина.
— Думайте-думайте, — кивнул Сергей. — Только быстро. До вечера. А то так и быть — остаётся у нас.
— Вы не имеете права!
— А вы не имели права его бросать! — рявкнул сын так, что в подъезде эхо пошло.
Из соседних квартир начали выглядывать любопытные лица.
— Что тут происходит? — появилась тётя Валя с четвёртого этажа.
— А вот эти граждане, — Сергей показал на хозяев, — собаку свою на улице держат. В мороз.
— Совсем совесть потеряли? — ужаснулась тётя Валя.
— Да что вы все! — начала женщина, но её перебили.
— А я видела, видела! — закивала соседка. — В подъезде спит бедняга. Я ещё мужу говорю: «Что за хозяева такие бессердечные?»
К тёте Вале присоединился дед Фёдор из соседнего подъезда, потом Маринка с первого этажа. Народ собирался, как на представление.
— Позор какой! — возмущался дед Фёдор. — Взяли животное — отвечайте за него!
— Мой кот лучше живёт, чем их собака! — добавила Маринка.
Хозяева Шарика оказались в кольце осуждающих взглядов. Женщина уже почти плакала, мужчина злобно сверкал глазами.
— Короче так! — гаркнул Сергей. — Решайте быстро: либо забираете в квартиру и больше не выгоняете, либо не забираете вообще! Третьего не дано!
— А если мы в суд подадим? — всхлипнула женщина.
— Подавайте! — отрезал сын. — Только объясните судье, почему ваш пёс полтора месяца в подъезде ночевал!
Соседи загудели одобрительно. Надежда Ивановна смотрела на своего Серёжу и не узнавала. Когда он стал таким сильным? Решительным?
— Хорошо! — вдруг выкрикнул мужчина. — Забирайте свою псину! Нам она больше не нужна!
И они развернулись и ушли. Просто взяли и ушли, хлопнув дверью подъезда так, что штукатурка посыпалась.
Шарик поднял голову, посмотрел на дверь и завилял хвостом.
Тишина была какая-то звенящая. Соседи разошлись по квартирам, переваривая увиденное. Остались только мать, сын и собака, которая теперь принадлежала им официально.
Шарик встал, подошёл к Сергею и осторожно ткнулся мордой в его руку.
— Ну что, дружище? — Сын присел на корточки, почесал за ухом. — Остаёшься с нами?
Хвост заработал, как метроном. Да уж, остаётся.
— Серёжа, — Надежда Ивановна не знала, что сказать. — Ты же был против…
— А теперь не против, — он поднялся, вытер руки о джинсы. — Мам, я понял кое-что. Когда увидел, как они с ним обращаются.
— Что понял?
Сергей долго молчал. Потом вдруг сел прямо на пол, и Шарик тут же устроился рядом.
— Понял, что мы с тобой мы же тоже друг друга бросили, по сути. Ты живёшь своей жизнью, я — своей. В одной квартире, но врозь. Как чужие.
Сердце у матери ёкнуло.
— И я вдруг подумал: а что, если нас тоже кто-то выбросит? За ненадобностью? — Он гладил собачью голову, не поднимая глаз. — Страшно стало. Очень страшно.
Надежда Ивановна опустилась рядом с ними на пол. Втроём на линолеуме — семья.
— Значит, оставляем? — шёпотом спросила она.
— Оставляем. — Сергей улыбнулся впервые за долгие месяцы. — Будем большой, дружной семьёй. Правда, Шарик?
Пёс лизнул его в щёку и уложил голову на колени.
А через месяц соседи удивлялись: Серёжа из третьего подъезда собаку выгуливает каждый день — и такой довольный, словно миллион в лотерею выиграл.
А те, прежние хозяева? Говорят, съехали куда-то. Без объяснений. Видно, стыдно стало перед соседями.
Зря, конечно. Шарик их простил бы.
Собаки ведь умеют прощать.
