— Ты готовишь новогодний стол для всех родственников на своей даче или вылетишь из этой семьи как пробка из бутылки! — усмехнулась свекровь.
Марина замерла с чашкой кофе в руках. За окном кухни мелькали серые московские дворы — она ехала на работу в метро, когда позвонила Людмила Фёдоровна. Теперь стояла в тамбуре вагона, прижимая телефон к уху.
— Людмила Фёдоровна, я не понимаю… Какая дача? У нас с Сергеем нет дачи.
— Как это нет? — голос свекрови стал ядовитым. — А бабушкина дача в Подлипках? Ты же вроде как там теперь хозяйка.
Марина сглотнула. Дача… Старый деревянный домик в семидесяти километрах от Москвы, который достался ей от бабушки полгода назад. Шесть соток заросшего участка, покосившийся забор, печка-буржуйка и колодец во дворе.
— Это совсем не то место, где можно устроить праздник. Там даже нормального отопления нет.
— Зато есть твоя собственность, — отчеканила Людмила Фёдоровна. — И раз уж ты так удачно обзавелась недвижимостью, будь добра, прими семью мужа. Или ты считаешь, что мы тебе не родные?
— Конечно, родные, но…
— Никаких «но»! Двадцать человек. Тридцать первого декабря к шести вечера. Стол накрыть, комнаты протопить. И чтобы всё было на высшем уровне, ясно?
Марина открыла рот, но свекровь уже положила трубку.
Вечером Сергей вернулся домой поздно, усталый, пахнущий сигаретами и морозом. Марина встретила его на пороге.
— Твоя мама звонила, — начала она без предисловий.
— Что ещё? — Сергей скинул ботинки и прошёл на кухню, даже не взглянув на жену.
— Требует, чтобы я организовала новогодний ужин для всей вашей родни. На моей даче в Подлипках.
Сергей открыл холодильник, достал бутылку пива.
— Ну так организуй. Дача же твоя.
— Серёжа, там невозможно устроить праздник! Это же развалюха без удобств!
— Мама сказала — значит, надо, — он сделал глоток пива и посмотрел на неё холодно. — Или ты против моей семьи?
— Я не против, но это же безумие! Двадцать человек, за неделю до Нового года, в неотапливаемом доме…
— Тогда продай дачу, — пожал плечами Сергей. — Отдашь маме деньги, и вопрос будет закрыт.
Марина почувствовала, как холодеет спина.
— Продать? Это бабушкино наследство!
— Ну вот видишь, — усмехнулся он. — Когда надо — это святое бабушкино наследство. А когда речь о семье мужа — сразу отговорки. Решай сама: или праздник, или считай, что ты нам чужая.
Он ушёл в комнату, хлопнув дверью. Марина осталась стоять на кухне, сжимая столешницу побелевшими пальцами.
На следующий день она позвонила своей сестре Ольге.
— Маринка, это шантаж чистой воды, — возмутилась та. — Пошли их всех куда подальше!
— Я не могу… Сергей сказал, что если откажусь, это конец нашим отношениям.
— И пусть будет конец! Какие это отношения, если тебе ультиматумы выставляют?
— Оль, мне сорок два года. Я не хочу снова быть одна.
Долгая пауза. Потом сестра вздохнула:
— Хорошо. Если решила играть по их правилам — играй умно. Но помни: ты им ничего не должна.
Марина приехала на дачу в субботу утром. Открыла калитку, прошла по заледеневшей дорожке к дому. Внутри пахло сыростью и старыми вещами. Она включила свет — лампочка мигнула и погасла.
— Отлично, — пробормотала Марина. — Даже электричество не работает.
Она обошла дом, составляя список: починить проводку, привезти обогреватели, вымыть полы, перебрать мебель, закупить продукты, посуду, скатерти… Голова шла кругом.
Телефон завибрировал. Сообщение от Людмилы Фёдоровны: «Кстати, мой брат Виктор с женой и тремя детьми тоже приедут. Так что готовься на двадцать пять человек. И шампанского бери побольше, не экономь».
Марина закрыла глаза. Двадцать пять. Господи.
Следующие дни превратились в сумасшедшую гонку. Марина брала отгулы на работе, таскала на дачу обогреватели, посуду, провизию. Наняла электрика — он приехал, покрутил головой и за пять тысяч починил проводку. Ещё три тысячи ушли на генеральную уборку — одна она не успевала.
Сергей не помогал. Вечерами лежал на диване, смотрел телевизор.
— Могли бы хоть дров привезти, — попросила Марина. — Печку же топить надо.
— У меня работа, мне некогда дровами заниматься, — буркнул он, не отрываясь от экрана.
Дрова Марина заказала сама. Ещё восемь тысяч.
Тридцатого декабря она поехала на Преображенский рынок закупать продукты. Список от Людмилы Фёдоровны занимал два листа мелким почерком: три вида салатов, холодец, заливное, горячее, нарезки, выпечка, фрукты…
— Тридцать восемь тысяч, — объявила кассирша.
Марина расплатилась банковской картой, чувствуя, как подступает тошнота. Последние сбережения уплывали на этот проклятый праздник.
Домой она вернулась поздно вечером, еле волоча сумки. Сергей сидел на кухне с матерью — та приехала «проконтролировать подготовку».
— А, вот и ты, — Людмила Фёдоровна окинула её оценивающим взглядом. — Всё купила?
— Да, — выдохнула Марина, сваливая сумки на пол.
— Покажи.
Свекровь принялась инспектировать покупки, доставая из пакетов продукты.
— Красная икра какая-то дешёвая. Колбаса не та. Сыр… — она поморщилась. — Марина, мы же просили, чтобы всё было достойно!
— Людмила Фёдоровна, я потратила почти сорок тысяч!
— И что? На свою семью денег жалко? — свекровь прищурилась. — Или ты только на себя тратить привыкла?
Марина сжала кулаки. Сергей молчал, уткнувшись в телефон.
— Завтра с утра поедешь, докупишь нормальные продукты, — распорядилась Людмила Фёдоровна. — И чтобы к шести вечера всё было готово. Поняла?
Тридцать первого декабря Марина встала в шесть утра. К восьми была уже на даче — укладывала продукты, разжигала печь, расставляла мебель. Наняла двух помощниц из деревни — бабушек-соседок, которые за три тысячи согласились помочь с готовкой.
В два часа дня начали приезжать гости. Первыми явились Людмила Фёдоровна с мужем.
— Что-то холодновато, — поёжилась свекровь, входя в дом. — Ты печку протопила?
— Конечно, — Марина вытирала руки о фартук. — Она уже три часа топится.
— Надо было с утра начинать, — недовольно пробурчала Людмила Фёдоровна и прошла осматривать комнаты.
Потом приехали остальные: брат Сергея Игорь с женой Светой и двумя детьми, сестра Людмилы Фёдоровны Валентина с мужем и дочерью, дядя Виктор с семейством, какие-то двоюродные братья, их жёны, дети… Дом наполнился гулом голосов, смехом, топотом ног.
Марина металась между кухней и комнатами, подавая блюда, подливая напитки, подтапливая печь. Помощницы-соседки ушли в четыре — закончилось оплаченное время.
— Марин, а где селёдка под шубой? — крикнул Игорь из зала.
— Сейчас принесу!
— Марина, у нас тут бокалы грязные! — возмутилась Света.
— Простите, сейчас заменю!
— Марина, дети хотят есть, неси что-нибудь сладкое! — скомандовала Валентина.
Она бегала, суетилась, чувствуя, как подкашиваются ноги от усталости. Сергей сидел в зале с остальными мужчинами, пил водку, травил анекдоты. Ни разу не встал, чтобы помочь.
В шесть вечера все уселись за стол. Марина выставила последнее блюдо — запечённую утку — и попыталась присесть на свободный стул.
— Куда это ты? — остановила её Людмила Фёдоровна. — Хозяйка должна следить, чтобы у гостей всё было.
— Но…
— Никаких «но». Праздник только начался.
Марина осталась стоять. За столом чокались, смеялись, ели. Людмила Фёдоровна произнесла тост:
— За семью! За то, чтобы мы всегда были вместе, несмотря ни на что!
— За семью! — подхватили остальные.
Марина смотрела на них — на эти довольные лица, на Сергея, который даже не взглянул в её сторону, на свекровь, победно улыбающуюся. И вдруг с поразительной ясностью поняла: это не её семья. Это люди, которые используют её.
Праздник закончился далеко за полночь. Последние гости уехали около двух ночи. Марина осталась одна среди гор грязной посуды, объедков, пустых бутылок. Руки дрожали от усталости. Спина болела так, что хотелось лечь прямо на пол.
Она огляделась. Дом — тот самый, который оставила ей бабушка. Последнее, что у неё было своего. И она отдала его этим людям, которые даже спасибо не сказали.
Марина достала телефон, нашла номер сестры.
— Оль, ты не спишь?
— Маринка! Как там? Выжила?
— Выжила. Слушай… помнишь, ты говорила про риелтора, который занимается дачами?
— Ну да. А что?
— Скинь его контакты. Я продаю.
— Серьёзно?
— Абсолютно. И ещё… можно я к тебе перееду? Ненадолго. Пока квартиру не сниму.
Долгая пауза. Потом голос Ольги, тёплый и твёрдый:
— Приезжай хоть сейчас. Только ты уверена?
Марина посмотрела на разгромленную кухню, на остатки праздника, которым она пожертвовала всем. И улыбнулась — впервые за много дней.
— Да. Я никогда не была так уверена.
Второго января, когда Сергей проснулся с похмелья, Марина уже собрала вещи.
— Ты куда? — пробормотал он, потирая глаза.
— Ухожу.
— Как это ухожу?
— Обычно. Беру вещи и ухожу. Документы на развод подам на следующей неделе.
Он вскочил с кровати, вытаращив глаза.
— Ты что, с ума сошла? Из-за какого-то праздника?!
— Нет, — спокойно сказала Марина. — Не из-за праздника. Из-за того, что я поняла: вы не моя семья. Вы люди, которые требуют, унижают, пользуются — и ничего не дают взамен.
— Да как ты смеешь! — он побагровел. — После всего, что мы для тебя сделали!
— Что именно вы для меня сделали, Серёжа? — она повернулась к нему. — Напомни мне.
Он разинул рот, но не нашёлся, что ответить.
— Вот именно, — кивнула Марина. — Дачу я продаю. Деньги мне понадобятся на новую жизнь. Передай матери, что пробка из бутылки вылетела. Сама.
Она взяла сумки и вышла, не оглядываясь.
Три месяца спустя Марина сидела в маленькой съёмной квартире на Новых Черёмушках, пила утренний кофе и просматривала новости. Дача продалась быстро — участок оказался в перспективном районе, застройщики заинтересовались. Полтора миллиона легли на счёт, дав ей свободу выбора.
Развод оформился без скандалов — Сергей даже не стал возражать, видимо, понял, что терять нечего. Людмила Фёдоровна звонила раз, кричала что-то про неблагодарность, но Марина просто отключила телефон.
Теперь по вечерам она записалась на курсы психологии — то, о чём мечтала десять лет, но откладывала ради «семейных приоритетов». По выходным встречалась с Ольгой, они ходили в театры, кафе, на выставки. Жизнь становилась своей.
И хотя впереди было много неизвестного, Марина больше не боялась. Потому что самое страшное осталось позади — она вылетела из чужой семьи, как пробка из бутылки.
И наконец-то задышала.
