Лиза стояла у окна своей квартиры, держа в руке телефон. За спиной тихо играла музыка, а за стеклом медленно падал пушистый снег. Девушка смотрела на улицу, но видела она вовсе не красоту природы. Мысли её были далеко-далеко… Она вспоминала свой, как она раньше считала, счастливый брак и размышляла о несправедливости судьбы. И тут телефон девушки громко зазвонил, заставляя её испуганно вздрогнуть. Мама. Лиза колебалась, брать ли трубку, но всё-таки нажала “принять”, и уже в первую секунду пожалела об этом.
– Нет, мам, я не приеду, – сказала она твёрдо, но голос дрогнул. Слышать мамин тон – взволнованный, почти молящий – было тяжело. – И ты знаешь почему.
– Лизочка, ну что ты опять начинаешь? – мама говорила быстро, как будто боялась, что, если замолчит – дочь повесит трубку. – Сегодня же Новый год! Все собираются, стол накрыт, ёлка стоит… Я пирог испекла, твой любимый.
Лиза сжала губы. “Все”. Это слово резануло по уху. Она медленно отошла от окна, села на диван, обхватив колени руками.
– “Все” – это кто? – спросила она, стараясь говорить спокойно. – Сестра с моим уже бывшим мужем? Они теперь “все”?
В трубке повисла тишина. Лиза почувствовала, как внутри всё сжимается. Она знала, что сейчас последует – попытка оправдать, сгладить, свести всё к “ошибке”, к “случайному срыву”. Но это не было случайностью! Это был удар в спину, тщательно спланированный! Предательство, которое разрушило не просто брак, а веру в людей, которых она считала самыми близкими!
– Доченька… – мама заговорила тише, почти шёпотом. – Ну прошло уже полгода. Нельзя же вечно держать зло…
– Я не держу зло, – перебила Лиза, чувствуя, как голос начинает дрожать. – Я просто не хочу сидеть за одним столом с людьми, которые меня предали. Не хочу улыбаться, как будто ничего не произошло. Не хочу смотреть, как они милуются! Не хочу!
– Лиза, она твоя сестра, самый родной для тебя человечек – мягко сказала мама. – Вы вместе росли, играли, делились секретами… И Андрей… он тоже человек. Оступился, бывает.
– Оступился? – девушка невольно повысила голос. Она встала, начала ходить по комнате. – Мам, он не оступился. Он переступил черту! Он знал, что делает! А сестра… – она замолчала на секунду, глотая ком в горле. – Она разрушила мой брак. И всё из-за своего желания получить то, что принадлежало мне. Не просто мужчину – жизнь, которую я строила. А она просто… взяла. Как будто ей всё можно! Как будто я – ничто! И ты… ты всегда это позволяла. Всегда её оправдывала! Даже когда она забирала мои вещи без спроса! Даже когда ты обещала поддержать меня, то потом всегда оказывалась на её стороне!
– Они любят друг друга, – тихо произнесла женщина, отчаявшись достучаться до дочери. – Может, это судьба?
Лиза закрыла глаза. Это слово – “судьба” – звучало как издевка. Как будто предательство можно оправдать чувствами! Как будто любовь оправдывает всё – даже боль, которую ты причиняешь тем, кто тебя любил раньше!
– Ты называешь это любовью? – спросила она, уже спокойнее, но с горечью. – А я называю это эгоизмом. И предательством.
Лиза вновь села на диван, крепко сжав телефон в руке. Самым болезненным было ее то, что муж изменил. И даже не то, что сестра влюбилась в него как кошка. А то, что все вокруг, особенно мама, не видели в этом ничего особенного. Как будто это бывает на каждом шагу. Как будто можно просто сказать: “Оступился”, “влюбился”, “не удержался” – и всё, прощение, объятия, стол накрыт, праздник продолжается.
Вот только именно она ночами не спала, переживая каждый взгляд, каждое молчание, каждое “я люблю тебя” предназначенное не ей… А они… они просто ждали, что она “переживёт”, “смирится”, “простит”. Как будто боль можно выключить, как лампочку.
– Мам, я не могу, – сказала она тихо, почти шёпотом. – Прости.
И нажала “отбой”. Не потому, что злилась. Не потому, что хотела обидеть. Просто не было сил! Ни на разговор, ни на слёзы, ни на попытки объяснить то, что, казалось, и объяснять не нужно. Как можно не понимать – нельзя так поступать с теми, кто тебе доверяет?
Она откинула телефон на диван, будто избавляясь от чего-то тяжёлого. В квартире сразу стало тише. Слишком тихо. Ни музыки, ни голосов, ни смеха. Только тиканье часов на стене – медленное, однообразное. Новый год. Люди везде готовятся к празднику, покупают шампанское, надевают красивые платья, ждут боя курантов, загадывают желания… Говорят, в эту ночь случаются чудеса. Только Лиза давно перестала в них верить. Её чудо – её семья, её любовь – рухнуло. И никто даже не заметил, как она падала.
Девушка встала, подошла к окну. За стеклом медленно кружились снежинки, мягко садились на подоконник, на крыши, на ветки деревьев. Город был в огнях – гирлянды на балконах, ёлки в окнах, свет фонарей на снегу. Всё выглядело волшебно. Только внутри у неё было пусто. Пустая квартира, пустая чашка чая на столе, пустое чувство новогоднего ожидания…
Телефон вдруг снова зазвонил. Громко, настойчиво. Она взглянула – на экране высветилось: Настя. Лиза посмотрела на это имя и горько усмехнулась. Не ответила. Просто провела пальцем по экрану – отключила звук. Пусть звонит. Пусть оставит сообщение. Всё равно она не готова слышать оправдания. Не готова слушать: “Я не хотела тебя обидеть”, “Это вышло само собой”, “Ты должна понять”.
Лиза взяла телефон снова, открыла фотоальбом. Пролистнула несколько снимков – пейзажи, друзья, старые выходные – и остановилась на первом настоящем счастье: она и Андрей на море. Лето, солнце, вода блестит, как будто вся в золоте. Он обнимает её за плечи, она смеётся, голова запрокинута назад, волосы развеваются. На лице – полная уверенность, что это навсегда. Что они – неразделимы. Что никто и ничто не сможет их разрушить.
А потом – другое фото. День рождения мамы. Они все за столом: она, сестра, Андрей, родители. Все улыбаются, подняли бокалы. Праздник, радость, тёплый свет ламп. Но Лиза теперь смотрела не на себя. Она смотрела на сестру. Та сидела слева от Андрея. И смотрела на него. Не просто смотрела – смотрела так, как смотрят на самый желанный подарок. С такой тоской, с таким ожиданием. А он… он тоже смотрел. На мгновение. Но этого мгновения хватило.
Тогда она ничего не заметила. Решила – просто взгляд. Случайность. А теперь понимала – зря…
Она откинула телефон и подошла к окну снова. За стеклом продолжал падать снег. Город готовился к празднику… А она стояла и думала: может, одиночество – это не так уж плохо. По крайней мере, оно честное. Оно не притворяется. Оно не улыбается тебе в лицо, а потом бьёт в спину…
В тишине квартиры стук в дверь прозвучал особенно резко – громко, неожиданно, как будто нарушил не просто покой, а сам ход мыслей. Лиза вздрогнула, оторвавшись от окна, где стояла уже почти час. Сердце на мгновение замерло. Кто это? Точно не друзья – она всем сказала, что хочет побыть одна. Родные… с ними всё было ясно. Никто не должен прийти! Ни сегодня, ни завтра, ни в ближайшее время.
Медленно подойдя к двери, Лиза остановилась. Прислушалась. За дверью – тишина. Потом снова лёгкий стук, уже мягче, будто тот, кто стучал, сам не был уверен, что поступает правильно.
Девушка посмотрела в глазок. На лестничной площадке стоял Максим – сосед с верхнего этажа. Высокий, немного сутулый, в красной толстовке с капюшоном. В руках – пластиковый контейнер, аккуратно завёрнутый в клетчатое кухонное полотенце. Он оглядывался, потом посмотрел прямо в глазок, будто чувствуя, что за ним наблюдают.
Дверь открылась, и в прихожую тут же ворвался лёгкий морозный воздух. Максим улыбнулся – не широко, не навязчиво, а так мило, доброжелательно, что хотелось улыбнуться в ответ.
– Привет, – сказал он. – Знаю, что неожиданно. Но… Я принёс тебе оливье.
Лиза замерла. На секунду ей показалось, что она ослышалась.
– Что? – переспросила она, не скрывая удивления.
– Ну, я готовил салат, – начал он, поправляя очки, которые сползли на нос. – Настоящий, как у бабушки: с картошкой, морковкой, горошком, курицей… Всё по правилам. А потом сижу, смотрю на эту миску и думаю: а Лиза-то, наверное, даже не готовила ничего. Ты ведь одна. И, честно говоря, по лицу видно – не до праздника тебе.
Он говорил просто, без пафоса, как будто это было самое естественное дело на свете – принести соседке салат в новогоднюю ночь.
Протянул контейнер. Лиза машинально взяла его. Сквозь полотенце пробивался запах – знакомый, домашний: варёная картошка, свежие яйца, лёгкая кислинка маринованных огурчиков, майонез. Запах детства. Запах праздника, на который в этом году у неё не было никаких сил.
– Спасибо, – сказала она, всё ещё растерявшись. – Но… почему?
Максим опустил глаза, потом снова посмотрел на неё. Взгляд у него был спокойный, без жалости, без наигранной заботы.
– Потому что видел, как ты возвращалась вчера с работы. Шла, смотрела вниз, плечи опущены… Будто весь мир на тебя свалился. И я подумал – нельзя оставлять человека одного в такой вечер. Даже если он говорит, что хочет быть один. Особенно если говорит.
Лиза не знала, что ответить. Она привыкла к тому, что люди проходят мимо. Молча. Не вмешиваются. Не предлагают помощи. Даже если видят, что тебе плохо. А он… он просто пришёл. Без повода. Без ожиданий. Просто, потому что заметил.
– Я не хочу тебе мешать, – добавил он. – Просто оставил салат. Можешь съесть, можешь выбросить – мне всё равно. Главное, чтобы ты знала: ты не одна. Ну… в смысле, физически. В подъезде. Рядом. Я тут.
Он улыбнулся, сделал шаг назад.
– Подожди, – сказала Лиза, прежде чем сама поняла, что собирается это сделать. – Ты… хочешь зайти? У меня, правда, ничего нет. Ни шампанского, ни мандаринов. Только чай. И он уже остывший.
Максим замер. На его лице мелькнуло удивление, потом – лёгкая радость.
– А салат у меня есть, – сказал он. – И я не против чая. Даже остывшего.
Девушка отступила, приглашая его войти. В квартире по-прежнему не было ёлки, не играла музыка, не было смеха. Но впервые за долгое время стало чуть теплее. Не от батарей. А от того, что кто-то просто постучался. И сказал: “Я рядом”.
Максим замялся на секунду, будто не веря, что его приглашают войти, потом переступил порог. Снял ботинки и только тогда Лиза заметила, что в другой руке он держит бутылку шампанского, обёрнутую в целлофан.
– Это тоже захватил, – сказал он, увидев её взгляд. – Вдруг пригодится. Ну, на всякий случай. Чтобы хоть как-то было похоже на праздник.
Лиза кивнула, и впервые за долгое время уголки её губ дрогнули в лёгкой улыбке.
Они сели друг напротив друга. Девушка налила шампанское в два стакана – обычные, не бокалы, но это не имело значения. Максим поднял свой.
– Ну, за неожиданности, – сказал он. – За то, что иногда стоит постучаться.
Шампанское было прохладным, игристым, с лёгкой кислинкой. Впервые за полгода она почувствовала, что пьёт не просто ради того, чтобы заглушить мысли, а потому что… потому что это было приятно.
Максим начал рассказывать о своей жизни. О том, как однажды решил испечь печенье для коллег, перепутал соль с сахаром, и все, кто попробовал, сразу бежали к воде. Как пытался научиться играть на гитаре, купил инструмент, нашёл видеоуроки, а через неделю соседи написали жалобу в управляющую компанию. Как однажды по ошибке отправил начальнику письмо с мемами вместо отчёта.
Лиза слушала. И вдруг засмеялась. По-настоящему. Громко, без стеснения, с лёгкой хрипотцой, как бывало в детстве. Она не смеялась так с тех пор, как всё рухнуло. И сейчас это ощущение было странным – будто вернулась часть себя, которую она считала потерянной.
– А ты чем занимаешься? – спросил Максим, когда салат почти закончился, а стаканы снова наполнились.
– Я дизайнер, – ответила она. – Работаю в рекламном агентстве. Рисую логотипы, придумываю оформление, и всё в таком роде. Иногда устаю, но в целом… нравится.
– Здорово, – сказал он искренне. – Я вообще ничего не понимаю в дизайне. Для меня это как магия. Нажал пару кнопок – и появилось красиво.
– А ты? – спросила она.
– Я в сервисном центре сижу. Чиню технику, объясняю людям, почему их телефон вдруг перестал работать. Обычно говорю: “перезагрузите” и это работает в девяноста процентах случаев.
– Похоже, мы с тобой полные противоположности, – сказала Лиза, улыбнывшись. – Ты – цифры, логика, порядок. Я – цвета, чувства, импульсы.
– Зато интересно, – пожал он плечами. – Когда люди разные, им есть чему друг у друга научиться. Я могу тебя научить чинить Wi-Fi, а ты – объяснишь, почему одни цвета “цепляют”, а другие – нет.
Они смеялись. Разговаривали. Не о боли, не о прошлом, не о предательстве. Просто о жизни. О мелочах. О том, как странно бывает, когда смотришь на мир с другой стороны окна.
И вдруг раздался бой курантов. Тихо, но чётко – из телевизора в соседней квартире. Потом – хлопки. За окном в небо полетели первые фейерверки. Яркие вспышки, золотые дожди, красные звёзды, синие искры… Огни отражались в мокром асфальте, в окнах домов, в глазах Лизы.
Они замолчали. Сидели и смотрели в окно. Никто не загадывал желание. Никто не торопился.
– С Новым годом, – тихо сказал Максим, не отводя взгляда от неба.
– С Новым годом, – ответила она.
И в этот момент, глядя на разноцветные вспышки в темноте, она вдруг поняла – может, этот год действительно будет другим. Не потому, что всё волшебным образом наладится. Не потому, что прошлое исчезнет. Но потому что рядом оказался кто-то, кто не ждал от неё ничего. Кто просто постучался. Кто принёс салат. Кто заставил её снова почувствовать – она не одна. И, может быть, в этом и есть начало чего-то нового. Чего-то тёплого. Чего-то настоящего…
*******************
На следующий день, когда за окном всё ещё лежал свежий снег, а воздух был прозрачным и чистым, телефон Лизы снова зазвонил. Она лежала на диване с книгой, которую почти не читала – просто держала в руках, глядя в окно. Звонок разорвал тишину, и она взглянула на экран. Мама.
Было огромное желание сбросить звонок. Но она вспомнила вчерашний вечер – смех, тёплый салат, шампанское в обычных стаканах, Максим, сидящий напротив, с искренним взглядом и неловкой улыбкой. Что-то внутри изменилось. Не боль – она ещё была, глубоко внутри, как старая царапина, – но теперь она не рвала, не жгла. Она просто была. А рядом появилось что-то новое. Что-то лёгкое.
Лиза нажала “принять”.
– Лиза, ты как? – мамин голос звучал встревоженно, как будто она боялась услышать что-то плохое.
– Нормально, мам, – ответила Лиза. И впервые за долгое время это было правдой. – Даже хорошо.
Пауза на том конце. Мама, наверное, не ожидала такого ответа. Она ждала мрачного настроения, немного грубости, да даже тихой истерики! Но не простого “хорошо”.
– Ты… ты не передумала? – спросила она осторожно. – Может, приедешь к нам на Рождество? Мы все будем рады. Твоя сестра… она тоже хочет поговорить. Мы ведь семья.
– Не знаю, мам, – сказала девушка честно. – Пока не могу сказать. Но… я подумаю.
В трубке послышался лёгкий вздох. Не разочарованный. Облегчённый.
– Хорошо, доченька, – сказала мама. – Главное – не закрывайся. Мы ведь семья. Мы всегда рядом.
– Мам, я люблю тебя, – сказала Лиза тихо. – Но мне нужно время. Мне нужно понять, кто я теперь. И как жить дальше.
– Я понимаю, – ответила мама, и в её голосе не было давления, только тёплая грусть. – И жду. Всегда жду.
Они попрощались. Лиза положила телефон на стол, встала и подошла к окну. За стеклом опять шёл снег – медленно, плавно, очень красиво. Улица была покрыта белым, чистым полотном, ничем не испачканным. Ни следов, ни грязи. Как будто весь мир начался заново. Или как будто у неё появилась возможность начать заново.
Она смотрела на падающие снежинки, когда в прихожей снова зазвонил телефон. В этот раз собеседник был куда приятней. Максим.
Уголки её губ медленно поползли вверх. Улыбка вышла тихая, но настоящая. Она взяла телефон и нажала “ответить”.
– Привет – раздался его голос, бодрый, чуть смущённый. – Я тут подумал… Может, сходим в кафе? Я знаю одно место с отличным кофе. И, говорят, там делают блинчики с вареньем, от которых “грусть уходит сама”.
– С удовольствием, – сказала Лиза, мягко рассмеявшись. На душе было так легко, так приятно… Давно так не было.
*********************
Через две недели после Нового года Лиза сидела на кухне с чашкой кофе. За окном ярко светило солнышко, а столбик термометра застыл на отметке “20 градусов”. Она проверяла телефон – просто так, без цели, – и вдруг увидела сообщение. От сестры.
Лизочка, мне очень нужно с тобой поговорить. Можешь приехать в кафе “Лаванда” в субботу в 12? Пожалуйста, это важно.
Девушка на миг застыла. Пальцы сами сжали телефон. В груди стало тесно, как будто воздуха вдруг стало меньше. Она не ждала этого! Не была готова!
Но что-то внутри шевельнулось. Не прощение, не слабость… Просто усталость. Усталость от того, чтобы каждый раз, вспоминая сестру, чувствовать боль.
Хорошо. В субботу в 12.
В день встречи Лиза проснулась рано. Собиралась долго – не из-за того, что наряжалась, а потому что хотела чувствовать себя спокойно. Надела тёплый свитер, тёмные джинсы, заплела волосы. Вышла из дома за полчаса до назначенного времени. Хотела прийти первой. Хотела выбрать место, где будет легче дышать.
Кафе “Лаванда” оказалось уютным – стеклянные столики, запах корицы и свежей выпечки, тихая музыка на фоне. Девушка села за столик у окна и заказала зелёный чай с лимоном. Она смотрела на улицу, на прохожих, на машины, но мысли были далеко – в прошлом, в тех мгновениях, когда жизнь была простой и понятной. А главное – счастливой.
Ровно в полдень дверь кафе тихо открылась. Настя выглядела иначе – не такой уверенной, как раньше. Волосы слегка растрепаны, взгляд нервный. Она огляделась, увидела Лизу – и на секунду замерла. Потом подошла, села напротив, положила сумку на колени, стала теребить ремешок, будто не знала, куда пристроить руки.
– Привет, – сказала она тихо, почти шёпотом.
– Привет, – ответила Лиза. Коротко и спокойно. Без улыбки, но и без злобы.
– Ты… ты очень хорошо выглядишь, – попыталась начать сестра.
– Спасибо, – кивнула Лиза. – Ты тоже.
И снова молчание, прерываемое лишь шумом ветра за окном и лёгким позвякиванием чашек.
– Я знаю, что виновата, – наконец сказала Настя, не поднимая глаз. Она смотрела в чашку с кофе, будто в ней были написаны нужные слова. – И понимаю, что ты не обязана меня прощать. Но мне правда нужно было тебе это сказать!
Лиза молчала. Смотрела на неё и ждала.
– Всё это время я думала только о себе, – продолжила сестра. – О том, как мне хорошо с Андреем. Как я наконец почувствовала себя счастливой! Как будто всё встало на свои места! А о тебе… я почти не думала. Не задумывалась, как ты, что чувствуешь, как живёшь. Это было эгоистично! Очень!
Настя подняла глаза. И Лиза увидела, что в них стояли слёзы. Не притворные, не для красивой картинки. Настоящие.
– Я потеряла сестру из-за своей глупости, – прошептала она. – Из-за страха быть честной. Из-за того, что выбрала любовь, но не подумала, кого при этом раню. И теперь… теперь я не знаю, как жить дальше. Не знаю, можно ли простить мой поступок…
– Знаешь, – тихо сказала Лиза, смотря на сестру так, словно видит ей в первый раз в жизни, – самое обидное было не то, что он ушёл. Андрей… он сделал свой выбор. Это его право. Но ты… Ты молчала! Мы сидели за одним столом, смеялись, ты обнимала меня, и уже знала, что он подал на развод. Что он уходит от меня к тебе! А я… я ничего не знала. Я была последней, кто узнал!
– Я трусила, – сказала Настя дрожащим голосом. – Мне было стыдно! Я боялась твоей реакции! Боялась потерять тебя… Но я всё равно потеряла. Потому что поступила подло! Но я не могла иначе… Я очень сильно люблю Андрея, но это, конечно, не оправдывает то, что я сделала.
– Я не могу сказать, что всё забыла, – честно призналась Лиза. – И не знаю, смогу ли когда-нибудь доверять тебе так, как раньше. Но… я больше не хочу ненавидеть. Это выматывает. Это как жить с камнем на груди.
Настя всхлипнула. Потом медленно, осторожно, протянула руку через стол. Коснулась пальцев Лизы. Легко, как будто боялась, что та отдёрнет руку.
– Можно я буду пытаться заслужить твое прощение? – прошептала она. – Постепенно. Без спешки. Без ожиданий. Просто… быть рядом?
Лиза посмотрела на её руку. На родинку на запястье – такую же, как у неё. На пальцы, которые когда-то держали её, когда они боялись темноты. На сестру, которая была частью её жизни с самого детства.
Она не сказала “всё хорошо”. Не сказала “я прощаю”. Но и руку не убрала. Наоборот –сильней сжала пальцы сестры.
– Давай попробуем, – сказала она. – Постепенно.
*********************
С того самого разговора в кафе что-то между сёстрами начало меняться. Медленно, осторожно, как будто они обе боялись сделать лишний шаг и снова всё сломать. Сначала это были просто короткие сообщения – раз в неделю, потом чаще. Простые, нейтральные: “Как дела?”, “Хорошего дня”, “Одевайся теплей, на улице сегодня холодно”. Ничего важного. Но в каждом слове чувствовалась попытка – попытка протянуть руку, не требуя ничего взамен.
Потом начались встречи. Редкие, поначалу – в том же кафе, потом в парке, потом просто прогулка по набережной. Сестра больше не упоминала Андрея, ни в оправдание, ни в разговоре, ни вскользь. Она не пыталась доказать, что поступила правильно, а просто была рядом. Слушала, улыбалась, когда Лиза шутила, молчала, когда та замолкала. Будто училась заново быть сестрой…
Однажды, в середине февраля, когда зима уже не радовала снегом, а только морозила душу мокрым ветром, Лиза шла домой через парк. Ей хотелось пройтись, подумать. В голове крутился проект, который нужно было закончить к понедельнику. Она сунула руки в карманы, опустила голову и вдруг замерла.
На скамейке, под старым каштаном, сидели Андрей и её сестра. Они говорили, смеялись… Андрей жестикулировал, как всегда – резко, с выражением. Сестра слушала, кивала, поправляла шарф. Простая сцена, до боли обычная.
Сердце Лизы на мгновение сжалось. Внутри поднялась волна – старая боль, знакомая обида, горечь предательства. Она почувствовала, как сжимаются кулаки, как хочется подойти, сказать что-то острое, резкое, чтобы они почувствовали, каково это – быть той, кого оставили, кого обманули.
Но она не двинулась с места. Только встала в тени деревьев, чуть в стороне, и смотрела. Смотрела не с ненавистью, а с любопытством. С будто бы чужими глазами.
И вдруг поняла: в их общении было то, чего никогда не было у неё с Андреем. Не страсть, не драма, не обещания. А именно – тепло. Спокойное, тихое. Он смотрел на Настю, как на кого-то очень важного. А она – на него – с участием, с заботой, с любовью. Они слушали друг друга! По-настоящему слушали…
– Они очень счастливы, – подумала Лиза. И это осознание не ранило, как раньше. Оно просто пришло – тихо, как будто должно было прийти давно.
И с ним пришло облегчение.
Лиза тихо развернулась и пошла прочь. Не оглядываясь. Ей не нужно было подходить, не нужно было выяснять отношения, требовать объяснений, кричать, плакать, мстить… Всё это уже прошло! Время сделало своё дело – не стёрло боль, но сделало её легче. Как шрам, который уже не болит, но напоминает о произошедшем.
Вечером, сидя на диване с чашкой чая, она открыла переписку с сестрой и написала:
“Я видела вас в парке. Не хотела мешать. Просто хотела сказать – я больше не злюсь. Правда”.
Секунд через десять пришёл ответ:
“Спасибо. Это много значит для меня”.
Только и всего. Но Лиза почувствовала, как внутри что-то освободилось.
А через неделю она впервые за долгое время приехала к маме на ужин. Сама, без просьб и напоминаний. Остановилась у двери, глубоко вдохнула, потом постучала.
– Лизочка – мама открыла сразу, будто ждала. Глаза женщины влажно заблестели, она даже не пыталась скрыть свою радость. – Ты пришла!
– Пришла, – улыбнулась Лиза.
На кухне пахло пирогами – яблочными, с корицей, как в детстве. Сестра стояла у плиты, помешивала суп. Мама суетилась, расставляла тарелки, включала музыку. Всё как раньше. Только теперь – иначе.
За столом было немного неловко. Все будто боялись сказать что-то не то. Первые минуты прошли в молчании – только звон ложек, тихое “подай соль”. Но потом сестра рассказала о своей работе, о новом проекте, мама вспомнила, как соседская кошка залезла на крышу и не могла слезть. Лиза поделилась, что в агентстве запустили новый бренд, и она отвечает за дизайн упаковки.
Разговор стал течь легко и непринуждённо. И только одно имя было сегодня под табу – Андрей. Сегодня говорили не о нём, речь шла о них – о семье, о том, что, несмотря на всё, они всё ещё могут быть вместе. Не идеально, не без шрамов. Но – вместе.
Когда Лиза возвращалась домой, в кармане завибрировал телефон. Она достала его, улыбаясь, ещё до того, как посмотрела на экран. Макс.
“Как насчёт завтрашнего кино? Говорят, вышел отличный фильм”.
Она быстро набрала ответ:
“Согласна. Встретимся у кинотеатра в 19:00?”
Отправила. Экран погас. А она всё стояла, с телефоном в руке, с лёгкой улыбкой на губах. Впереди был вечер, потом ночь, потом новый день.
И, кажется, он обещал быть хорошим…
