— Ты опять врёшь, Лёша. И даже не краснеешь.
Карина сказала это не громко, но так, что воздух в комнате будто сжался. Алексея перекосило — он стоял посреди кухни, держа в руке свою куртку, словно собирался уйти и одновременно не знал, куда деваться.
— Карин… давай без истерик, — он попытался говорить уверенно, но голос дрогнул. — Я же сказал тебе: это просто переписка. Ничего такого.
— Переписка? — она усмехнулась. — Скажи тогда, зачем тебе скрытые чаты? И почему ты ставил пароль? И главное — кто такая «Аня с практики», с которой ты обсуждаешь, что «её волосы пахнут мандаринами»? Это тоже про работу?
Алексей отвёл глаза. Карина заметила, как он нервно прикусил губу. На улице февраль, вечер уже темнел, за окном пушился снег, а в кухне становилось всё холоднее, как будто батареи отключили одновременно с его совестью.
— Ты подглядела мой телефон, — наконец сказал он. — Это некрасиво, Карин. Нельзя так вторгаться в чужое личное пространство.
— Личное пространство? — Карина резко отодвинула стул и встала. — Три года брака, а у тебя — личное пространство где-то между поцелуями с практикантками и переписками под паролем?
— Ты всё переворачиваешь…
— Я? — она шагнула ближе. — Или ты — тот, кто клянётся в любви дома, а на работе гладит по руке двадцатипятилетнюю девочку, пока я мотаюсь по врачам и готовлюсь к беременности?
Алексей закрыл глаза на секунду.
— Я не гладил… это…
— Я видела, — Карина перебила. — Ты думаешь, я забыла? Твой взгляд, её смех, то, как ты ей волосы за ухо убирал. А потом — твои жалкие оправдания. Господи… Лёша, ну почему ты думал, что я такая слепая?
Он нервно провёл рукой по лицу:
— Карин, пожалуйста… Дай сказать. Я не спал с ней. Не спал! Это правда. Но… да, увлёкся. Немного. Но это прошло. Я закончил всё.
— Закончил? — Карина фыркнула. — Тогда почему переписка свежая, за сегодня? Почему ты писал ей: «Соскучился»?
Он промолчал.
Карина вдруг почувствовала странную пустоту. Она ожидала ярости, отчаяния, слёз, но внутри будто прорвало плотину — и стало тихо. Даже слишком тихо.
Она медленно подошла к окну и посмотрела вниз, где тусклые фонари высвечивали припаркованные машины. В соседнем доме кто-то ругался, слышалось даже через закрытое окно. Соседи жили громко. А она — слишком тихо. Слишком терпеливо.
— Знаешь, что самое мерзкое? — сказала она, не оборачиваясь. — Я бы поняла, если бы ты честно сказал, что устал, что чувства угасли. Если бы сказал, что хочешь свободы. Я бы пережила. Но ты же врал. Неделями. Месяцами. И всё это время твоя мама давила на меня с теми своими «пора рожать», «квартиру на Лёшеньку оформить», «дочка, подумай о будущем семьи»…
Алексей поднял голову:
— Мам тут вообще не при чём.
— Конечно, — усмехнулась Карина. — Просто совпадение. Ты гуляешь с девчонкой, а она параллельно давит на меня, чтобы я делилась с тобой квартирой. Чтобы, не дай бог, ты после развода ушёл ни с чем.
Он побледнел:
— С чего ты взяла, что будет развод?
— Потому что я не намерена жить с человеком, который меня предаёт, — ответила она спокойно. — Всё. Этот разговор окончен.
Лёша шагнул к ней:
— Карина, пожалуйста, давай не рубить с плеча! Я виноват, признаю. Но давай попробуем ещё раз. Всё исправить можно! Давай поедем куда-нибудь, поговорим нормально. Успокоимся…
— А тебе не кажется, что сейчас спокойный разговор — роскошь? — Карина обернулась. — Я взяла отпуск на два дня, чтобы разобраться в себе, в наших планах, в анализах, в том, как будем жить дальше. А ты в это время тусовался с девочкой, которая младше тебя на восемь лет.
— Это ничего не значит…
— Для тебя — возможно, — перебила она. — Для меня — значит всё.
Наступила пауза. Он стоял растерянный, маленький, словно весь его хвалёный «мужской разум» улетучился.
— Ладно, — наконец сказал он. — Ладно. Я уйду. Но ты хотя бы скажи… что теперь? Это конец?
— Для первой части разговора — да, — сказала Карина. — Завтра ты заберёшь вещи. А дальше — посмотрим. Я не готова к решениям на эмоциях.
Это было ложью. Она уже всё решила. Но пусть думает, что есть шанс — так проще будет не видеть его завтра.
Алексей постоял ещё немного, словно ожидая чуда. Потом накинул куртку и вышел. Дверь хлопнула — глухо, как будто дом сам вздохнул с облегчением.
Карина долго стояла на кухне, смотрела на кружку с остывшим чаем. Снег за окном падал плотнее, двор постепенно белел, редкие прохожие передвигались, втягивая голову в плечи.
Она села, взяла телефон, и почти сразу — звонок.
На экране высветилось имя свекрови.
Карина не хотела брать, но, понимая, что эта женщина может и под дверью появиться, всё же ответила.
— Да? Слушаю.
— Кариночка, милая, Лёша позвонил, сказал, что вы поругались! Что произошло? — Наталья Викторовна говорила своим «нежным» тоном, от которого у Карины всегда по спине полз холодок.
— То, что произошло, — наша проблема, — коротко сказала Карина.
— Ты не обижайся, что я лезу, — продолжила свекровь, игнорируя её слова, — но семья — это труд, терпение. Мужчины иногда совершают глупости, но их надо понимать. Ты у нас женщина умная, рассудительная… ну не надо так резко!
— Он вам рассказал, что изменял? — Карина говорила тихо, ровно.
Секунда паузы.
— Ну… знаешь… мужчины бывают… вспыльчивые, увлекающиеся. Но это не повод рушить всё!
— Повод, — сказала Карина.
— Кариночка, ну подумай сама! Вы же хотели ребёнка! Я уже расплакалась вся! Я так ждала…
— Вы ждали не ребёнка, — Карина резко подняла голос. — Вы ждали, что я оформлю Лёше долю в квартире.
Наталья Викторовна замолчала. Но лишь на мгновение.
— Ты неправильно всё это понимаешь…
— Хорошо, — Карина оборвала. — Завтра он придёт за вещами. Вы можете помочь ему с жильём. Я — нет.
И отключила.
В тишине квартиры звенело одно: всё рухнуло. И вместе с этим — странное облегчение. Словно она ходила три года в тяжёлом пальто и только сейчас поняла, что может снять его.
Она обошла комнату, посмотрела на мебель, на аккуратно разложенные вещи. На подоконнике всё ещё стояла ваза, тот самый подарок себе — на первый месяц новой жизни.
И теперь эта жизнь снова начиналась.
Карина прошла в спальню, достала чемодан мужа, разложила его вещи по коробкам — тщательно, чтобы не было повода появляться лишний раз. Каждое движение успокаивало. Каждая сложенная вещь как будто говорила: «Хватит. Ты закончила этот этап».
Но она понимала — разговор с Лёшей ещё будет. Хуже — будет разговор с его матерью. И, возможно, — разговор с той самой девочкой, если та вообще существует в его реальности как человек, а не как очередная игрушка.
И всё это — лишь начало. Начало того, к чему она пока не готова, но уже не может избежать.
Она села на кровать, провела рукой по лицу и сказала вслух:
— Ну что, Карина… держись. Дальше будет сложнее.
Карину разбудил настойчивый звонок в домофон. Не резкий — скорее требовательный. Такой, от которого сразу становится ясно: человек за дверью пришёл не мириться и не просить прощения, а напирать.
Она посмотрела на часы — половина десятого утра. Суббота. Двор скрипел снегом под шагами прохожих, воздух был свежий, морозный, но в квартире стояла душная тяжесть.
Звонок повторился.
— Ну конечно, — пробормотала Карина. — Рано или поздно это должно было случиться.
Она подошла к домофону, нажала кнопку:
— Кто?
— Карина, открой. Нам надо поговорить, — голос свекрови был резаным, будто женщина всю дорогу сюда бежала, сжимая обиду в зубах.
Карина на секунду задумалась, но всё же нажала кнопку. Лучше один раз пережить неприятный разговор, чем слушать стук в дверь до вечера.
Когда она открыла, Наталья Викторовна уже стояла в подъезде. На ней был длинный пуховик и меховая шапка, глаза горели — смесью гнева, страха и, как ни странно, расчетливости.
— Ну здравствуй, — сказала Карина спокойно. — Проходите.
Свекровь прошла внутрь, даже не сняв шапку. Встала в коридоре, огляделась, будто проверяя, всё ли на месте, нет ли следов «другого мужчины». Это было почти смешно.
— Итак? — спросила Карина.
Наталья Викторовна не стала ходить вокруг да около:
— Я разговаривала с Алёшей. Он чуть ли не плачет. Говорит, ты его выставила, наговорила гадостей и теперь не отвечаешь на звонки.
— Всё верно, — коротко ответила Карина. — Меня измена мужа не вдохновляет на длинные беседы.
— Да перестань ты! — вспыхнула свекровь. — Он оступился! Мужчины — они такие. Но он же вернулся! Он хочет быть с тобой!
— А я — нет.
— Это ты так говоришь! От обиды!
— Нет, Наталья Викторовна. Я так говорю от понимания. Он мне врал. Месяцами.
Свекровь дёрнулась, будто эту фразу она слышать не хотела.
— Но ты же понимаешь, — она резко повысила голос, — что если вы сейчас разойдётесь, то он останется без жилья? Ты хочешь, чтобы мой сын скитался по съёмным квартирам?
Карина прищурилась.
— А почему это должно волновать меня?
— Потому что ты жена! И обязана думать о семье!
— Эту идею вы продвигали с первого дня, — Карина устало усмехнулась. — Только вот проблема: семья — это не только комфорт мужа и интересы его матери. Это ещё и уважение. Которого у Алексея, как оказалось, ко мне нет.
Свекровь вздохнула, затем вдруг резко схватила рукав Карины:
— Карина, послушай меня внимательно. Если вы разведётесь, он ничего не получит. Ни копейки. Ни метра. Ты что, хочешь, чтобы он всю жизнь жалел, что связался с тобой?
Карина вырвала руку.
— Если честно — мне всё равно. Он взрослый.
Наталья Викторовна побледнела, как будто только что услышала смертный приговор.
— Ты… бессердечная.
— Нет. Я просто устала быть спонсором вашего семейного благополучия.
Свекровь замолчала, схватилась за грудь.
— Мы… мы столько рассчитывали… — прошептала она.
— Вот тут вы и проговорились, — тихо сказала Карина. — Вы рассчитывали. Вы планировали. Вы хотели ребёнка, доли, удобного будущего для вашего сына. А я должна была молчать и улыбаться.
— Это ложь! — выкрикнула свекровь.
— Правда, — спокойно ответила Карина. — И Алексей тоже ничего не хотел менять. Ему удобно: я плачу ипотеку, я тащу дом, я решаю всё. Он — просто живёт. Но если я бы забеременела, то ответственность стала бы вдвое больше. А вы с ним это уже запланировали, да?
Наталья Викторовна отвернулась. Это молчание было громче любого признания.
Карина вздохнула:
— Всё. Перестаньте. Этот разговор бессмысленен.
Но свекровь словно вошла в раж:
— Ты обязана восстановить семью! Обязана! Это дом моего сына! Он должен жить здесь! Он заслужил! Он…
— Заслужил? — Карина подняла брови. — Чем?
— Тем, что он мужчина!
Карина усмехнулась так спокойно, что у свекрови лицо передёрнуло:
— А я — кто? Мебель? Инкубатор?
Наталья Викторовна вспыхнула, хотела что-то ещё сказать, но в этот момент раздался стук в дверь.
Громкий. Уверенный.
Карина посмотрела на свекровь:
— Кажется, и ваш сын подъехал.
Свекровь сразу оживилась, будто к ней подоспело подкрепление. Карина открыла дверь.
Алексей стоял на пороге. Уставший, помятый, глаза красные — явно всю ночь не спал. Или плакал. Но у Карины это уже не вызывало жалости.
— Карина, нам надо поговорить, — тихо сказал он.
— Свекровь это уже пыталась сделать, — отозвалась Карина. — Их версия не понравилась. Посмотрим, что скажешь ты.
Он аккуратно вошёл и закрыл дверь. Оглядел коробки у стены — прибрал волосы рукой.
— Я… — он запнулся. — Я ошибся. Глупо. Подло. Я вёл себя как последний… ну, как идиот. Я не хочу уходить. Я хочу всё исправить.
Карина сложила руки на груди:
— Как именно? Блокировать всех практиканток? Или всё-таки начать говорить правду?
Алексей вздохнул тяжело, как будто на него груз повесили:
— Я правда не спал с ней. Но… да, увлёкся. Мне казалось… что меня дома уже не замечают. Ты всегда занята, работа, отчёты, звонки… А она… она слушала.
— Слушала? — Карина фыркнула. — Лёш, она тебе на лбу видела: «постоянная зарплата, стабильная жена, шанс вселиться в нормальную квартиру». Она слушала не тебя — она слушала свои перспективы.
Он покраснел.
— Это не так…
— Это именно так. И ты на это купился.
Он закусил губу:
— Карина… пожалуйста… давай попробуем ещё раз. Я уйду с работы, если хочешь. Я прекращу общение со всеми женщинами, кроме тебя. Я всё сделаю. Только не выгоняй меня.
— Поздно, — сказала Карина устало. — Ты уже ушёл. Просто не понял этого.
Он шагнул к ней ближе:
— Я люблю тебя.
— Нет, — спокойно сказала она. — Ты любишь удобство. Тихую квартиру. Чистый дом. Еду в холодильнике. Я — бонус к твоему быту. А любовь — это другое. Любовь — это уважение. Ты его разрушил.
Он упал на колени прямо на ковролин, словно это был высокий жест или последняя попытка сохранить хоть что-то:
— Карина, пожалуйста. Я умоляю. Я сломался. Я… я не знаю, что мне теперь делать.
Карина смотрела на него сверху вниз — и в этот момент впервые за долгие годы почувствовала власть над собственной жизнью. И понимание: если она сейчас сдастся, то потеряет себя окончательно.
— Алексей, встань. Это не театр. И не поможет.
Он поднялся медленно, руки дрожали. Свекровь наблюдала за происходящим из коридора, лицо её было перекошено и злостью, и страхом одновременно.
— Значит… всё? — спросил он тихо.
— Да. Всё.
Он заморгал. Так, будто не верил. Или не хотел верить.
— Но… куда мне теперь? — прошептал он.
— Ты взрослый мужчина, — сказала Карина. — Разберёшься.
Тут вклинилась свекровь:
— Ты хочешь оставить моего сына на улице?!
Карина повернулась к ней:
— Я хочу оставить его там, где он сам себя поставил. На той самой улице, где он гулял с практиканткой, пока я сидела в очереди к врачам.
Наталья Викторовна побледнела окончательно.
— Ты… ты чудовище!
— Нет. Я просто больше не жертва.
Она подошла к коробкам, пододвинула их к двери:
— Алексей, забери. И уходи. Пожалуйста.
С этими словами она открыла дверь.
Он смотрел на неё, как человек, который только что потерял всё. Но ничего не сказал — просто взял коробки, вышел в подъезд. Мать пошла за ним, бросая на Карину последний, ядовитый взгляд.
Дверь закрылась.
И в квартире стало так тихо, что слышно было, как где-то в соседней комнате щёлкнуло реле батареи.
Прошло два часа. Карина сидела на кухне, держа в руках чашку кофе. Снег на улице усилился, двор будто стал светлее. Мир никуда не делся — просто поменялся.
Телефон завибрировал. Сообщение от Лены:
«Карин, слушай, руководитель сказал, что вакансия всё ещё актуальна. Хочешь — я прямо сегодня передам твоё резюме?»
Карина посмотрела в окно. Снег плавно падал на припаркованные машины, на лавочку, на детскую горку, куда давно никто не выходит в зимний вечер. Чуть дальше подростки в пуховиках что-то обсуждали, смеялись, курили. Жизнь шла.
Она набрала ответ:
«Передавай. Я готова».
Следом пришло:
«Ты молодец. Я тобой горжусь»
Карина улыбнулась впервые за двое суток. Настоящей улыбкой — не натянутой, не вынужденной.
Я свободна, подумала она.
Не так, как в фильмах, где героиня выбегает под дождь. А по-настоящему.
Без лжи.
Без обмана.
Без тех, кто видит в ней кошелёк, а не женщину.
Её ждал тяжёлый период — развод, объяснения на работе, новые задачи, возможно, переоценка всего прошлого. Но впервые за долгое время Карина была уверена: хуже не станет. Хуже уже было.
Она встала, прошла в гостиную, сняла с подоконника вазу с лилиями, переставила в центр стола. Вдохнула аромат.
И сказала себе:
— Это начало. Только для меня.
А за окном снег продолжал идти — белый, тихий, новый.
Как жизнь, которую она наконец-то позволила себе начать.
