– Я ее первая взяла! – Катин возмущенный голос разнесся по кухне.
– Нет, я! Она лежала на моей стороне стола!
Максим вцепился в шоколадку с упрямством, достойным лучшего применения. Катя не отпускала свой край обертки, и золотистая фольга уже начала рваться под натиском четырех рук.
Алина замерла у плиты, где закипал чайник. Обычная детская ссора, каких случалось десятки. Но что-то в этот раз заставило ее не вмешиваться, а просто наблюдать.
– А ну тихо! Хватит! – Игорь возник в дверном проеме, и Алина машинально отметила, как муж даже не потрудился выяснить, что произошло. – Катя, сейчас же уступи брату.
– Но это моя шоколадка! Я ее купила на свои карманные деньги!
– Он младше. Уступи.
Три слова. Всего три слова, но Алина видела, как лицо дочери поменялось. Негодование уступило место чему-то другому, горькому и застарелому. Катя разжала пальцы, и шоколадка осталась у Максима.
Дочь развернулась медленно, без единого слова. Ее плечи опустились, словно невидимый груз придавил их к полу. Двенадцать лет, а походка как у маленькой старушки. Алина проводила взглядом узкую спину в растянутой домашней футболке, пока та не скрылась за углом.
– Ну вот, опять истерика на пустом месте, – Игорь присел на корточки рядом с Максимом, ласково взъерошил ему волосы. – Не обращай внимания, сынок. Девчонки, сам знаешь, вечно из мухи слона раздувают.
Максим уже разворачивал шоколадку, улыбаясь отцу. Восьмилетний мальчишка с ямочками на щеках, избалованный и уверенный в своей правоте.
Алина выключила чайник. Руки действовали на автомате, разливая кипяток по чашкам. А мысли уносились к началу, к тому дню три года назад, когда она решила, что Игорь станет прекрасным отчимом для Кати…
…Их знакомство произошло в школе. Игорь показался ей идеальным: заботливый отец-одиночка, который один воспитывал сына после развода. Они разговорились, потом обменялись номерами, потом начались свидания. Алина влюбилась в его надежность, в то, как нежно он относился к Максиму. Ей казалось – вот человек, который понимает, что такое быть родителем.
Она искренне привязалась к Максиму. Готовила ему любимые блинчики по воскресеньям, помогала с уроками, лечила разбитые коленки. Алина хотела стать ему настоящей семьей, и ей казалось, что это получается.
А что взамен получила Катя?
Девочка, которая раньше взахлеб рассказывала о школе, о подругах, о новом аниме, теперь отвечала односложно. Да. Нет. Нормально. Не знаю. Комната превратилась в ее убежище, дверь закрывалась сразу после ужина.
Алина списывала это на подростковый возраст. На гормональную перестройку. На сложности адаптации к новой семье. На что угодно, лишь бы не видеть очевидного.
Но после сегодняшней сцены с шоколадкой она приняла решение – наблюдать.
И стала замечать то, чего раньше предпочитала не видеть.
Торт на десерт. Игорь резал его сам и неизменно клал самый большой кусок с розочкой из крема сыну. Кате доставался тот, что поменьше.
Телевизор по вечерам. Максим хотел смотреть футбол, Катя – документальный фильм о художниках Возрождения. Игорь переключал на спортивный канал без раздумий.
Компьютер. Максиму разрешалось играть первому и столько, сколько захочется. Катя получала доступ, только когда брат наиграется.
Мелочи? Да. Но из этих мелочей складывалась жизнь ее дочери.
Апрель принес день рождения Максима. Девять лет – серьезная дата. Игорь сиял, вручая сыну огромную коробку с конструктором «Лего». Замок с тремя тысячами деталей, о котором мальчик грезил с прошлого Нового года.
– Пап, это лучший подарок в моей жизни!
Алина добавила к празднику синий велосипед со скоростями. Максим визжал от восторга, кидался обниматься, обещал кататься каждый день. Стол ломился от угощений, пришли одноклассники, квартира наполнилась детским смехом.
Катя помогала накрывать и убирать. Поздравила брата. Алина тогда подумала – вот оно, семейное счастье.
Через месяц настала очередь Кати. Тринадцать лет…
Алина готовилась задолго до назначенной даты. Объездила несколько специализированных магазинов, консультировалась с продавцами. Набор профессиональных красок – сорок восемь оттенков в деревянном чемоданчике. Кисти разных размеров, от тончайших для деталей до широких для фона. И главное – настоящий мольберт, раскладной, на деревянных ножках. Катя мечтала о нем уже два года.
Праздничный стол, гости, свечи на торте. Катя задула их с первого раза, загадав желание. Алина протянула свои подарки первой.
Глаза дочери загорелись так ярко, что у Алины защемило сердце. Катя осторожно открывала чемоданчик с красками, прикасалась к тюбикам кончиками пальцев. Рассматривала кисти, гладила древко мольберта. Не говорила ни слова, но все было написано на ее лице.
– А это от меня, – Игорь протянул небольшую коробку.
Катя распаковала. Пазлы. «Звездная ночь» Ван Гога, тысяча элементов. Ценник в пятьсот рублей плохо отклеен.
Гости примолкли. Тетя Света, мамина подруга, отвела взгляд. Бабушка Елена Михайловна сжала губы в тонкую линию.
Краска схлынула с Катиного лица. Блеск в глазах погас, будто кто-то выключил свет. Она посмотрела на отчима, потом на мать. Долгим, взрослым, невыносимым взглядом.
– Вы его любите больше, чем меня.
Тишина окутала комнату.
– Катюш, ну что ты, – Игорь нервно потер шею. – Просто замотался с работой, времени не было выбрать что-то особенное. Пазлы тоже отличная вещь, между прочим. Развивают усидчивость. Не стоит устраивать истерику, правда.
Максим топтался рядом, глядя то на сестру, то на отца. Мальчишка явно понимал, что происходит что-то неправильное, но не знал, как реагировать.
А Алина смотрела на мужа и видела его словно в первый раз. Три года. Три года бесконечных уступок, мелких несправедливостей, равнодушия. И каждый раз она находила оправдания. Он устал. Он не специально. Максим младше. Катя должна быть взрослее.
Но Катя была ребенком. Ее ребенком. А она, Алина, ее предала.
Дочь поднялась из-за стола. Медленно, с достоинством, которого не должно быть у тринадцатилетней девочки. Ушла к себе, тихо прикрыв дверь.
Гости заторопились прощаться. Тетя Света что-то бормотала про срочные дела. Елена Михайловна задержалась в прихожей, сжала Алине руку и сказала одно слово: «Подумай».
Игорь кипятился весь вечер.
– Вот она, благодарность! Я ее кормлю, одеваю, крышу над головой обеспечиваю. А она – «вы его любите больше»! Избаловали совсем. В наше время за такие фокусы ремня получали, между прочим.
Алина молча собирала посуду.
Ближе к полуночи, когда муж захрапел перед телевизором, она пошла к дочери. Постучала.
Катя сидела на кровати, обхватив колени. Перед ней лежал раскрытый альбом с рисунками. Акварельные пейзажи, карандашные портреты, наброски маслом. Талант виден в каждом штрихе.
– Мам, ты прости, – Катин голос надломился. – Я не хотела испортить праздник.
Алина села рядом, обняла худенькие плечи.
– Это ты меня прости.
Они просидели так долго, пока слезы не иссякли у обеих. А потом Алина принялась за дело.
Она двигалась бесшумно, четко, без единого лишнего движения. Документы – паспорта, свидетельства – в сумку. Самое необходимое из одежды. Деньги на ее карточке имелись. Ноутбук Кати, ее художественные принадлежности.
Игорь храпел, ничего не подозревая.
На рассвете Алина разбудила дочь.
– Собирайся. Мы уезжаем. Едем к бабушке.
Катя заморгала спросонья непонимающе. А потом на ее лице проступило что-то новое. Надежда?
Через двадцать минут они вышли из подъезда. Сумки оттягивали плечи. Майское солнце только выглянуло из-за крыш.
Телефон взорвался звонками после девяти утра. Игорь. Снова Игорь. Опять Игорь. Алина смотрела на экран, где высвечивалось знакомое имя, и ни разу не ответила.
Сообщения посыпались одно за другим. «Куда вы делись?», «Алина, это глупо!», «Я требую объяснений!», «Прости, я погорячился, давай поговорим».
Елена Михайловна встретила их тепло. Обняла внучку, потом дочь. Ничего не спросила. Просто повела на кухню, где уже закипал чайник.
Неделя в бабушкиной квартире тянулась медленно. Катя много спала, много рисовала, почти не разговаривала. А однажды вечером Алина застала ее на кухне – дочь сидела над остывшим чаем, и плечи ее вздрагивали.
– Мам, это из-за меня, да? Ты бросила его из-за меня. Я разрушила вашу семью.
Алина опустилась на стул напротив.
– Нет. Слышишь меня? Нет.
– Но если бы я не устроила эту сцену на дне рождения…
– Ты сказала правду. Ты просто сказала правду, которую я не хотела замечать.
Катя подняла заплаканные глаза.
– Важнее тебя у меня никого нет, – Алина взяла ее ладони в свои. – Твое счастье – самое главное. Не брак, не чье-то мнение, не страх остаться одной. Ты. Понимаешь?
Катя кивнула и разрыдалась уже по-другому – от облегчения.
А потом был развод. Игорь так и не понял, почему она ушла. И это только доказало, что Алина поступила правильно.
Через месяц дочь записалась в художественную студию при доме культуры. Преподавательница, строгая седая женщина с запахом масляной краски, посмотрела Катины работы и сказала: «У тебя есть дар. Редкость в наше время».
Алина устроилась бухгалтером в компанию неподалеку от маминого дома. Небольшая зарплата, но хватало.
По вечерам они втроем – бабушка, мать и дочь – ужинали вместе. Елена Михайловна рассказывала истории из молодости, Катя показывала новые рисунки, Алина смеялась так, как не смеялась последние три года.
Однажды Катя вернулась из студии раскрасневшаяся, взбудораженная.
– Мам, нас возьмут на городскую выставку! Мой натюрморт с апельсинами!
Алина обняла ее так крепко, что обе чуть не упали.
Настоящая семья строится на любви. Равной, честной, безусловной. И Алина наконец это поняла…
