Будильник прозвенел ровно в шесть тридцать. Михаил тяжело открыл глаза, нашарил мобильник. За окном серый октябрь, дождливая хмарь. В душе – тоска беспросветная.
Сорок пять лет на носу, а быт как у студента первокурсника: комнатушка на съёме, стены облупленные, кровать железная да стол шаткий. Единственное, что душу греет – снимок сына в рамочке. Память о былых временах, когда всё имело смысл.
– Давай, Михаил Петрович, шевелись! – подгонял себя, натягивая застиранные носки. – Совещание через два часа, документы просмотреть нужно.
Привычка утренняя выработалась годами: умывание, гигиена (виски уже совсем побелели), быстрый завтрак – кофе из пакетика да хлеб с маслом. Пиджак тёмный, рукава потёртые, но ещё сносный. Как и сам владелец.
Обычный служащий, как бывшая супруга называла.
«Ты на карьере своей помешался!» – её слова всё ещё эхом отдаются. – «Домой не заглядываешь, с мальчиком не общаешься. Так и зачахнешь в своём офисе!»
Встряхнулся Михаил, прогоняя мрачные мысли. Взял сумку кожаную (презент коллег на юбилей), убедился, что бумаги на месте. Пора в путь.
До остановки идти минут двадцать, если пробки не подведут, успеет к началу рабочего дня.
– Ну вот, опять эта бестия! – раздражённо бормотал Михаил, торопясь по влажной осенней мостовой.
И правда – из–за поворота материализуется та самая бродячая псина. Взор у неё разумный, словно человеческий. Трусит следом, соблюдая приличную дистанцию, от квартала к кварталу – неизменная попутчица.
Чего только Михаил не пробовал: орал, угрожал портфелем, даже булыжники кидал (но намеренно мимо – совесть не позволяла попадать). А дворняга будто назло – ещё больше привязывалась.
– Может, она больная? – высказала предположение сослуживица Тамара во время перерыва.
– Не похоже, – возразил Михаил, – больные животные агрессию проявляют. А эта просто сопровождает и наблюдает. Прямо в сердце заглядывает, понимаешь?
Тамара сочувственно кивнула:
– Слышала, у зверей интуиция развита. Одинокие души их притягивают.
– Да какой я одинокий! – вспылил Михаил. – У меня служба, обязанности. Некогда мне на собак отвлекаться.
Но втайне сознавал – права коллега. После расставания с супругой, когда она забрала мальчика, существование превратилось в унылую рутину: служба – квартира – служба. И арендованное жильё за целое десятилетие родным так и не стало.
И вдруг произошло нечто удивительное.
То утро выдалось особенно мерзким. Морось накрапывает. Михаил, по обыкновению, спешит на работу, и замечает – с псиной что–то неладно. Сильно припадает на лапу, а в пасти что–то держит.
– Боже мой, только не это! – пробурчал Михаил, догадавшись, что сейчас случится.
Приблизилась дворняжка аккуратно и бережно поместила у его ног крошечного детёныша.
– Нет–нет–нет! – замахал руками Михаил. – Невозможно! У меня жильё арендованное, хозяйка категорически против зверей!
Присела собака, устремив на него взгляд. В глазах было такое отчаяние, что сердце сжалось.
Вытащил мобильник – уже опоздывает. И тут нахлынули воспоминания:
Десять лет назад. Похожий ливень. Он возле парадной с чемоданчиком, а супруга из форточки вопит: «И не смей возвращаться!» Затем бессонная ночь на железнодорожном вокзале. Поиски жилья.
Опустился Михаил на корточки. Собака доверительно прислонилась к его голени. И заметил он то, чего прежде не видел: ошейник старинный, кожаный, почти вросший в кожу.
– И тебя кто–то бросил? – голос задрожал.
Тихонько заскулила собака.
Слёзы выступили на глазах у Михаила.
– Хорошо, – проговорил он, осторожно подхватывая щенка. – Как–нибудь справимся.
Полагал, что дворняжка, как обычно, потрусит за ним. Но она осталась неподвижна, провожая взглядом. Оглянулся Михаил – стоит на месте.
Пришлось связаться с руководителем, соврать про недомогание.
С замиранием сердца поднимался по ступеням Михаил, прижимая к себе завёрнутого в шарф детёныша. Как объяснить хозяйке? Варвара Ивановна, несмотря на доброжелательность, отличалась принципиальностью. «Животным здесь не место!» – твердо заявила ещё при знакомстве.
– Господи, подсоби, – молился он про себя, набирая её контакты.
– Варвара Ивановна, – начал Михаил, ощущая дрожь в голосе. – Понимаю насчёт запретов. Но произошла такая ситуация.
Поведал всё: про дворняжку, что избрала его, про её преданный взор, про детёныша. Рассказывал сумбурно, запинаясь. А щенок, словно чувствуя серьёзность момента, негромко повизгивал.
– Гм, – задумалась Варвара Ивановна. – А в курсе ли вы, что щенки портят мебель? И обои?
– Осведомлён, – подтвердил Михаил. – Готов доплатить страховку. И если что повредит – всё компенсирую.
– Жил у меня когда–то пёс, – печально вздохнула хозяйка. – Пятнадцать лет верой–правдой служил. – Помолчала, затем твёрдо: – Согласна! Оставляйте своего питомца. Только за порядком следите, жильцы у нас разные.
– Благодарю! – облегчённо выдохнул Михаил. – Не подведём!
На душе стало радостно.
«Всё же остались на земле хорошие люди,» – размышлял он.
Щенок оказался девочкой. Назвал Михаил её Верой – Верунчиком. Каждое утро отправлялись прогуливаться знакомым путём, всё ещё надеясь увидеть маму. Но дворняжка больше не показывалась.
В то пасмурное утро отправился Михаил, как всегда, с Верунчиком на прогулку. Дядя Семён, местный дворник, убирал опавшую листву возле игровой зоны. Сутулый, в выцветшей спецодежде – неотъемлемая часть окружения, как ветхие аттракционы или обшарпанная скамейка у входа.
– Доброе утро! – поприветствовал Михаил, осматриваясь вокруг. По–прежнему лелеял надежду заметить собаку.
– Хорошим бы оно было, – проворчал дворник, опираясь на инвентарь. – Уже вторые сутки не сплю. Всё эта история мучает.
– Какая именно?
– Да с вашей собакой связанная. С матерью её, – указал дядя Семён на Верочку. Он был в курсе истории появления нового обитателя. – Обнаружил её здесь, – махнул в сторону кустарника. – Ещё в понедельник.
Сердце у Михаила екнуло:
– Что случилось?
– А что обычно с бездомными животными происходит? – снял дворник потрёпанную кепку, отёр лоб. – Хворала, наверное, долго. Одна шкура да кости. Я её иногда подкармливал, но в последние дни она пищу не трогала.
Замолчал, устремив взор вдаль:
– Знаете, что удивительно? Ожидала она кого–то. Ежедневно здесь дежурила, на дорогу глядела. А когда щенка устроила – словно сил совсем не стало.
Подбежала Верунчик к Михаилу, носом ткнулась в ладонь. Погладил он её машинально, ощущая, как к горлу подступает спазм.
– Не терзайтесь, – неуклюже добавил дядя Семён. – Наблюдал я, как она за вами следовала. Выбрала вас. Звери добрых людей чуют.
– А где она теперь? – сипло поинтересовался Михаил.
– Да я, того, – смутился дворник, – прикопал ее. За гаражным массивом. Даже крестик символический установил. Нехорошо как–то на мусорку.
Протянул Михаил ладонь молча. Дядя Семён, поколебавшись, пожал её своей грубой рукой.
– Спасибо, – тихо произнёс Михаил. – Покажете место?
Направились за гаражи – Михаил, дворник и маленькая Верунчик, которая, казалось, понимала торжественность момента. Там, в отдалённом углу, возвышался скромный холмик и покосившийся крестик из двух переплетённых веточек.
– Вот здесь, – просто сказал дядя Семён.
Михаил опустился на колени, не заботясь об одежде.
«Как же так получилось?» – размышлял он, проводя рукой по грубой коре самодельного креста. – «Даже клички твоей не знаем».
Перед мысленным взором всплывали сцены: как бежала за ним, прихрамывая, как смотрела, как доверчиво прижималась к ноге в последний раз. Понимала ли тогда, что это расставание навсегда?
Спазм в горле усиливался. Дядя Семён тактично отошел, делая вид, что приводит в порядок доски у строений.
– Прости меня, – слова опадали на пожухшую траву, как дождевые капли. – За то, что швырял камни. За то, что не понял сразу.
Удивительно устроена судьба: бездомная собака способна дать урок гуманности лучше любых книг и наставлений. Говорить не могла, в дом постучаться не умела, помощи попросить. Но хватило мудрости увидеть в нём – озлобленном, вечно спешащем человеке – нечто такое, чего он сам в себе не замечал.
Минул год.
У Михаила теперь жильё новое – собственное, правда, в том же доме. Верунчик превратилась в красавицу с такими же проникновенными глазами, как у матери. На шее голубой ошейник с металлической биркой–сердечком.
Каждое утро прогуливаются тем же маршрутом.
И изредка мерещится Михаилу, что различает в утреннем тумане знакомые очертания – той самой бродячей собаки, что переменила его судьбу.
К тому же – больше не одинок Михаил. В его квартире часто гостит Тамара из бухгалтерского отдела (уж очень она любит животных). И сын по выходным навещает – с Верунчиком резвится.
Как–то заметила Тамара:
– А ты сильно переменился после знакомства с той собакой. Будто душой потеплел.
В душе Михаил согласился. Действительно изменился. Жизнь перестала казаться непрерывной чередой унылых дней. Появились новые оттенки: утренние выгулы с Верунчиком, вечерние беседы с Тамарой, визиты сына по выходным.
– Папа, глянь! – Максим подскочил с телефоном. – Нашёл объявление про собаку – точная копия нашей Верочки!
На дисплее высвечивалось: «Потерялась собака! Помесь овчарки, шерсть рыжевато–чёрная, на шее кожаный ошейник. Откликается на имя Дина. Вознаграждение обещаем!» И снимок – молодое, ухоженное животное с лоснящейся шерстью и всё тем же пронзительным взглядом.
– Дина, – прошептал Михаил. – Так вот как тебя звали.
– Посмотри на дату, папа! – ткнул пальцем Максим в верхний угол.
Михаил замер – это в точности за два года до их знакомства!
Тамара подвинулась ближе, изучая изображение:
– Значит, не была брошенной. Просто заблудилась и не сумела найти путь домой.
– И выходит, где–то, возможно, по сей день проживает семья, которая два года разыскивала свою Дину. И никогда не узнают, что их потерявшаяся собака стала ангелом–хранителем для другой семьи, – печально вздохнул Михаил.
– Постойте! – внезапно схватила мобильник Тамара. – Здесь же контакт указан. Вон внизу!
И впрямь, под текстом значился телефонный номер.
– Считаешь, стоит? – сомневаясь, взглянул Михаил на Тамару. – Такой срок прошёл.
– Папа, естественно, стоит! – теребил его за рукав Максим. – Авось до сих пор её помнят?
Дрожащими пальцами набрал Михаил номер. Гудки. Первый, второй, третий.
– Слушаю? – отозвался женский голос.
– Добрый день, – откашлялся Михаил. – Извините за беспокойство. Обращаюсь по поводу объявления. О потере собаки. Дины.
Молчание повисло на той стороне. Затем женщина осторожно спросила:
– Что–нибудь известно о ней?
И поведал Михаил. Всё подробно, с самого начала. Как сопровождала она его, про щенка, про финальную встречу. Голос прерывался, но он продолжал. А женщина на другом конце линии рыдала.
– Разыскивали так долго, – сквозь рыдания говорила Елена (так звали владелицу Дины). – Весь микрорайон обошли, объявления расклеили. Супруг до сих пор себя корит – калитку тогда не запер.
Беседовали более часа. Узнали, что Дина обитала у них со щенячьего возраста, была смышлёной, команды знала. Просто в тот день что–то напугало её, и она сбежала.
– Можно навестить могилку? – решилась спросить Елена. – И на щеночка взглянуть?
В ближайшие выходные Елена с супругом Виктором уже демонстрировали Михаилу и Тамаре снимки юной Дины, рассказывали о её шалостях, смеялись и плакали. Верунчик, словно ощущая родство, ласкалась к ним, а они не могли насмотреться – так похожая на мать.
– Понимаете, – сказал Виктор, когда пили чай на Михаиловой кухне, – я эти годы все думал: как она? Что с ней? А теперь понимаю, что она истинная героиня. Детёныша спаслала, семью ему отыскала.
С тех пор частенько встречаются. На праздники, на дни рождения, просто по выходным. Две семьи, которые объединила одна собака.
