Ваня прижимал лоб к холодному стеклу и шептал одно и то же: «Сейчас приедет, сейчас». Он не отходил от окна уже пять часов. За спиной стыл праздничный стол, который папа так старался накрыть.
По телевизору шёл концерт, артисты пели про счастье и любовь, а семилетний мальчик смотрел на пустую улицу и ждал чуда. Того самого чуда, которое должен был принести Дед Мороз. Одно-единственное желание. Самое важное. Вернуть маму, которая ушла позавчера и обещала постараться вернуться к празднику.
Но до полуночи оставалось три минуты, а мамина синяя машина так и не появилась.
Всего три дня назад всё было по-другому.
***
Снег за окном падал крупными хлопьями, налипая на стекло, и Ваня размазывал по нему ладошку, оставляя мокрые следы. Утро двадцать девятого декабря началось как обычно — они всей семьёй собирались украшать ёлку.
— Ванечка, не вертись, подай мне игрушку! — мама смеялась, протягивая руку за красным шаром. Волосы растрепались, щёки розовые от радости.
— Сейчас, мам! Я ещё этого снеговика хочу повесить!
Виктор стоял на стремянке, закреплял гирлянду на верхушке. Оглянулся на них — жена и сын возились с коробками игрушек, Ваня доставал шарики и протягивал маме. Аня вешала их на ветки, а сын подсказывал, куда лучше.
— Витя, ты там смотри, не упади, — она улыбнулась ему.
Счастье.
Виктор думал тогда — вот оно, моё счастье. Жена любимая, сын растёт. Квартира своя, пусть и небольшая двушка на окраине, но досталась по наследству от деда три года назад, никаких долгов. Работа есть — продавец-консультант в магазине электроники. Живут скромно, но дружно.
Аня обняла сына, поцеловала в макушку.
— Молодец, Ванюш. Помощник мой.
Они украшали ёлку весь вечер. Потом Аня сварила какао, налила в кружки с весёлыми снеговиками, и они сидели втроём на диване. Ваня болтал ногами, рассказывал, как в школе готовятся к Новому году, как они с ребятами учили стишки. За окном падал снег, горела гирлянда, пахло хвоей и ванилью.
— Мам, а мы успеем ещё пряники испечь? Те, что в форме звёздочек?
— Конечно, успеем. Завтра испечём. И украсим глазурью, хочешь?
— Хочу! Я синюю глазурь буду делать!
Аня улыбнулась, но Виктор заметил — улыбка не дошла до глаз. Она смотрела на сына, а в лице было что-то… Усталость? Тревога?
Он не придал этому значения.
***
Тридцатого декабря, ровно в девять утра, Аня собрала две сумки.
Виктор проснулся от шороха в коридоре. Дверь шкафа открылась, закрылась. Что-то упало. Вышел — она стояла у двери, застёгивала куртку. Две сумки у ног.
— Аня? Ты… куда?
Она не посмотрела на него.
— Ухожу.
— Как — ухожу?
— Вот так. Я больше не могу. Прости.
Виктор стоял, не понимая. Мозг отказывался воспринимать происходящее. Аня собирает вещи. Аня уходит. Но как? Почему?
— Аня, что случилось? Я что-то сделал не так?
— Нет. Ты ничего не сделал. Просто я… я люблю другого.
Другого.
Слово повисло в воздухе, острое, как осколок.
— Кого?
— Максима. Мы… мы вместе полгода уже. Я не планировала, честно. Просто так вышло.
Виктор прислонился к стене. Ноги подгибались.
— Полгода? Ты… полгода?
— Прости. Я думала, что пройдёт. Что это ерунда. Но нет. Я люблю его. Правда люблю.
— А меня?
Она наконец подняла на него глаза. В них не было ничего. Пустота.
— Извини, Витя. Ты хороший. Правда. Но я не могу больше.
— А Ваня?
Аня дёрнула плечом.
— Ему с тобой будет лучше. У меня нет квартиры, буду жить у Максима. Он не хочет чужого ребёнка в своей однушке. А я… я не могу выбирать между ними. Я выбрала Максима. Прости.
— Аня, ты… ты бросаешь сына?
— Я не бросаю! Просто сейчас так получается. Витя, пойми, у меня нет выбора.
— Ты бросаешь семилетнего ребёнка накануне Нового года ради какого-то Максима?! — голос Виктора сорвался на крик.
— Тише! Ванька услышит!
— И пусть услышит! Пусть узнает правду!
— Витя, пожалуйста…
— Нет! Ты уходишь к другому мужику, бросаешь сына и говоришь «тише»?!
Дверь в Ванину комнату приоткрылась. Мальчик стоял на пороге — растрёпанный, сонный, в новогодней пижаме. Глаза широко распахнуты. Он всё слышал.
— Пап, чего ты кричишь?
Виктор замер. Аня побледнела, отвернулась к стене.
— Ничего, сынок. Всё хорошо.
— Мам, ты… ты куда собралась? — голос Вани дрожал. Он смотрел на сумки у двери. — Мы же сегодня салаты готовить хотели. Ты обещала!
Аня присела перед ним на корточки, но не решалась посмотреть в глаза. Взяла за руки.
— Ванюша, слушай. Мне нужно уехать на несколько дней.
— Ты к дяде Максиму едешь? — мальчик сглотнул. — Я слышал, как папа сказал. Этот дядя Максим с твоей работы?
Аня зажмурилась.
— Ваня, это… это сложно объяснить…
— А на Новый год вернёшься? — в голосе мальчика появилась отчаянная надежда. — Ты же вернёшься, правда? Мы же вместе должны встретить! Ты же обещала! Мы же ещё салаты не приготовили! И я хотел тебе подарок подарить, я сам его сделал! Мам, ну пожалуйста, вернись к празднику!
Аня зажмурилась. Губы дрожали.
— Не знаю, Ванюш. Постараюсь.
— Но постараешься, да? Правда постараешься? — мальчик вцепился в её руки. — Обещай, что постараешься!
— Обещаю. Я постараюсь. Правда.
Она поцеловала его в макушку, встала, схватила сумки. Виктор смотрел, как она открывает дверь, выходит на лестничную площадку. Обернулась на секунду — глаза мокрые.
— Прости.
Дверь захлопнулась.
Ваня стоял посреди коридора, смотрел на закрытую дверь.
— Пап, а мама правда вернётся?
Виктор опустился на пол, обнял сына.
— Не знаю, Ванюш. Не знаю.
Первые сутки они жили как в тумане.
Виктор не мог собраться с мыслями. Ходил по квартире, пытался что-то делать — приготовить завтрак, убрать, посмотреть телевизор. Ничего не получалось. Руки тряслись, в голове гул.
Аня ушла. Она просто взяла и ушла. К другому мужику. Бросила нас накануне Нового года.
Он пытался злиться. Пытался ненавидеть её за то, что она сделала. За то, что разрушила их семью, разбила сердце их сыну. Но вместо злости приходила боль. Тупая, давящая, не отпускающая ни на минуту.
Виктор открыл шкаф, достал её халат — розовый, махровый. Она забыла его. Прижал к лицу. Пахло её духами, её шампунем. Девять лет вместе. Девять лет он просыпался рядом с ней, засыпал, обнимая. Девять лет любил.
Как разлюбить человека за один день? Как выкинуть из головы её смех, её голос, то, как она морщила нос, когда злилась?
— Пап, ты чего стоишь? — Ваня заглянул в комнату.
Виктор быстро запихнул халат обратно, закрыл дверцу.
— Ничего, сынок. Просто вещи смотрю.
Мальчик кивнул и ушёл. А Виктор остался стоять у шкафа, прислонившись лбом к холодному дереву.
Я хочу ненавидеть её за то, что она сделала. Но я всё ещё люблю. До боли люблю. И это убивает меня.
Виктор вышел из комнаты, вытер лицо рукавом. Нужно держаться. Ради Вани. Хотя бы ради него.
— Ваня, пойдём поедим что-нибудь.
— Не хочу.
— Сынок, ну надо же…
— Не хочу, пап. Я жду маму.
Виктор подошёл, присел рядом.
— Ваня, мама… мама сказала, что не знает, вернётся ли на Новый год.
— Но она же постарается! Она сказала, что постарается!
— Да, но…
— Значит, вернётся! Обязательно вернётся! Мама не может не вернуться на Новый год! Это же праздник! Мы всегда вместе его встречаем!
Мальчик так верил, так надеялся. В его глазах читалась такая уверенность, что Виктор не посмел разубеждать.
— Хорошо, Ванюш. Подождём.
***
Тридцать первое декабря наступило холодное, снежное, серое.
Виктор встал рано, достал из холодильника продукты. Надо готовить праздничный стол — для себя, для Вани. Попытаться сделать хоть какое-то подобие Нового года.
Ваня вышел из комнаты. Не спал всю ночь — это было видно по покрасневшим глазам.
— Мама ещё не пришла?
— Нет, сынок.
— Но придёт же? Вечером придёт?
— Ваня…
— ПРИДЁТ ЖЕ?!
Виктор закрыл глаза на секунду.
— Не знаю. Я правда не знаю.
Ваня сел за стол, опустил голову на руки. Сидел долго, молча. Виктор резал салат, старался не смотреть на сына. Боялся, что если посмотрит, то сорвётся — заплачет сам.
— Пап, а я напишу письмо Деду Морозу.
Виктор обернулся.
— Что?
— Письмо. Попрошу, чтобы он вернул маму. Дед Мороз же добрый, правда? Он исполняет желания?
— Ванечка…
— Правда же, пап?
Что ему сказать? Что Деда Мороза нет? Что мама не вернётся? Что его единственное желание — невыполнимо?
— Правда, сынок. Дед Мороз исполняет желания.
Ваня вскочил, побежал в комнату. Виктор слышал, как он возится там — шуршит бумагой, что-то пишет. Сопит от старания. Через десять минут мальчик вышел с листком, сложенным вчетверо. Руки дрожали от волнения.
— Я написал! Пап, а как его отправить?
— Положи в морозилку. Дед Мороз оттуда заберёт все письма.
— Правда? Он точно заберёт? Точно прочитает?
— Правда.
— А он добрый? Он ведь помогает детям, да? Особенно если очень-очень попросить?
Виктор кивнул. Слов не было.
Я вру своему сыну. Второй раз за два дня вру. Говорю, что Дед Мороз исполнит желание. Говорю, что мама может вернуться. Вру, потому что не могу разрушить последнюю надежду семилетнего ребёнка.
Ваня вернулся с кухни, в глазах надежда.
— Я письмо положил! Дед Мороз прочитает и вернёт маму, правда, пап?
— Правда, Ванёк.
Третья ложь.
***
Вечер тридцать первого декабря.
На столе оливье, селёдка под шубой, запечённая курица. Виктор старался, пытался сделать праздник. Ёлка горела гирляндой, по телевизору показывали новогодний концерт.
Ваня сидел у окна. Не отходил оттуда уже четыре часа.
— Ванечка, пойдём хоть поедим немного.
— Не хочу. Я жду маму.
— Сынок…
— Дед Мороз же исполняет желания! Я написал, что мне больше ничего не надо, только маму. Значит, он вернёт её! Сегодня же Новый год! Это же волшебный праздник!
Виктор закрыл лицо руками. Как же мне хочется, чтобы он был прав. Чтобы действительно случилось чудо. Чтобы Аня вернулась, чтобы всё было как раньше.
Но Аня не вернулась.
Часы показывали десять вечера. Одиннадцать. Половину двенадцатого.
Ваня не двигался с подоконника. Смотрел на улицу, считал машины. Красная, белая, чёрная… Сейчас будет синяя. Мамина синяя. Сейчас приедет. Она же не может не приехать. Я же так старался. Я же весь год хорошо себя вёл.
Он прижал ладошку к стеклу. Холодное. За окном снежинки падали одна за другой, кружились в свете фонарей.
Мама любит снег. Говорила, что снежинки — это маленькие чудеса. Значит, сегодня чудо точно случится.
Но синей машины не было.
— Ванёк, пойдём встретим Новый год вместе, — Виктор подошёл, положил руку на плечо сына.
— Нет. Я жду маму.
— Сынок, уже без пяти двенадцать…
— Она придёт! Она обещала постараться! ОБЕЩАЛА!
Мальчик вцепился в подоконник, прижался лбом к стеклу. Дыхание оставляло круглые пятна на стекле. Виктор сел рядом, обнял.
— Ванюша, послушай…
— Тихо, пап. Вот сейчас придёт. Ещё минута, и придёт. Она же не может опоздать. Мы каждый год вместе встречаем. Каждый год. Она придёт, правда?Дед Мороз же исполняет желания…
Четыре.
Три.
Два.
Один.
— С НОВЫМ ГОДОМ!
За окном расцвели салюты. Огни озарили небо — красные, синие, зелёные. Город кричал, праздновал, радовался.
А в маленькой квартире на окраине семилетний мальчик смотрел на пустую улицу и шептал:
— Мама… мама… ну где же ты…
Виктор крепче обнял сына. Сам еле сдерживал слёзы.
— Ванёк, мама…
— Она не пришла.
— Я знаю, сынок.
— Но я же написал письмо. Я попросил одно желание. Самое главное. Я же хорошо себя вёл весь год! Я пятёрки получал! Я не дрался! Я слушался! ПОЧЕМУ МАМА НЕ ПРИШЛА?!
Голос мальчика надломился. Виктор почувствовал, как дрожат плечи сына.
— Ваня…
— Я так старался… я так ждал… дед Мороз не исполнил желание… значит… значит его нет… его нет, да, пап? ДЕДА МОРОЗА НЕТ! ЭТО ВСЁ НЕПРАВДА!
И он заплакал.
Заплакал так, как плачут дети, когда рушится их мир. Громко, отчаянно, всхлипывая и захлёбываясь слезами. Ваня соскользнул с подоконника, опустился на пол, свернулся калачиком, обхватил голову руками.
— Его нет… никакого Деда Мороза нет… это всё сказки… всё вранье… и мама не вернётся… она меня бросила… я плохой, да? Я плохой сын, поэтому она ушла! Я что-то сделал не так! Я не слушался, когда она просила убрать игрушки… я капризничал… это из-за меня, да?!
— Нет! — Виктор опустился рядом, прижал сына к себе. — Нет, Ванёк, ты самый лучший! Ты ни в чём не виноват! Слышишь? НИ В ЧЁМ! Ты самый хороший сын на свете!
— Тогда почему?! — голос мальчика срывался, захлёбывался слезами. — Почему мама ушла?! Почему он не вернул её?! Я так верил… я так ждал… а он не пришёл… никто не пришёл… я так люблю маму… так сильно… а она не пришла… не пришла…
— Ваня, я…
— Ты тоже знал, да, пап? — мальчик всхлипывал, уткнувшись отцу в плечо, маленькие кулачки вцепились в папину рубашку. — Знал, что это сказки… что мама не вернётся… но мне не сказал…
Виктор не мог ответить. Только крепче прижимал сына к себе, чувствуя, как маленькое тельце содрогается от рыданий.
Ваня рыдал. Рыдал так, что содрогались плечи, перехватывало дыхание, икота смешивалась со всхлипами. Виктор прижимал его к себе, гладил по голове, целовал в макушку, качал — и сам плакал. Беззвучно, чтобы сын не услышал, но слёзы текли по щекам, падали на светлые волосы мальчика, смешивались с его слезами.
Прости, Ванюша. Прости, что не уберёг тебя от этой боли. Прости, что наврал про Деда Мороза. Прости, что не смог сделать так, чтобы мама осталась. Прости, что ты узнал в семь лет, что взрослые могут предавать. Что любовь может кончиться. Что чудес не бывает. Прости, сынок. Прости за всё.
За окном сверкали салюты. Разноцветные огни отражались в мокром стекле, расплывались радужными пятнами.
Город праздновал Новый год. Люди смеялись, обнимались, чокались бокалами, загадывали желания.
А в маленькой квартире на окраине отец и сын сидели на полу, прижавшись друг к другу, и плакали — каждый о своём, но вместе.
Виктор гладил сына по голове, прижимал к себе крепче, и сам не мог остановить слёзы. Ванины всхлипы разрывали его изнутри — так плачут, когда рушится весь мир. Когда перестаёшь верить в сказки. Когда понимаешь, что никто не придёт и не спасёт.
Новый год пришёл.
А счастья — нет.
