Дождь барабанил по крыше так настойчиво, что хотелось выйти и крикнуть ему: «Хватит!» Но вместо этого Андрей крикнул на жену.
— Опять я виноват! — швырнул он ложку в раковину. — Всегда я! То соль не туда поставил, то телевизор громко!
Лена даже не обернулась. Стояла спиной, мыла посуду. Плечи напряжены, как струна.
— Может, тебе вообще без меня лучше будет? — процедила сквозь зубы.
Вот оно. Слова, которых он боялся услышать уже месяц. А может, и больше.
— Знаешь что…
Андрей схватил куртку. Хлопнул дверью так, что соседи наверняка проснулись.
На улице дождь — как из ведра. А он шел, не разбирая дороги, и думал: «Каждый день — как по минному полю».
Когда выходил на пенсию, казалось — наконец-то будет время друг для друга. Ага. Только оказалось, что они разучились разговаривать. Молчат за завтраком. Молчат за ужином. И это молчание — хуже любой ссоры.
Ноги сами привели к старой дороге, где раньше ездили дачники. Теперь тут только ямы да кусты. Дождь стихал, но Андрей уже промок насквозь.
«Может, и правда ей без меня лучше?» — думал он, когда что-то мелькнуло у обочины.
Сначала показалось — просто мусор. Пакет какой-то. Но пакеты не шевелятся.
Андрей остановился. Пригляделся.
Сверток. Тряпичный, промокший. И он двигается. Едва заметно, но двигается.
— Что за чертовщина.
Подошел ближе. Нагнулся.
И сердце екнуло.
Из складок тряпки выглядывал крошечный нос. Черный, мокрый. Щенок. Совсем малыш.
— Господи, — Андрей осторожно взял сверток на руки. — Кто ж тебя тут бросил, малой?
Щенок даже не пискнул. Только слабо шевельнул лапкой.
Сердце стучало как бешеное. Андрей прижал сверток к груди и побежал домой. Дождь снова усилился, но теперь это было неважно.
В прихожей он скинул мокрую куртку, прошел на кухню. Лена сидела за столом с чашкой чая. Глаза красные.
— Лен, — начал он.
Она подняла взгляд. Увидела сверток в его руках.
— Ты что притащил?
— Щенка нашел. На дороге. Он умирает, Лен.
Лена поставила чашку так резко, что чай плеснул на стол.
— Вот собаки нам только не хватало! — она вскочила, заходила по кухне. — Ты же видишь, как мы живем! Сами еле концы с концами сводим, а он…
— Лен, да посмотри на него! — Андрей осторожно развернул тряпку.
Щенок лежал неподвижно. Шерстка слипшаяся, дрожит. Глазки еще закрыты — совсем кроха, недели две от роду, не больше.
— Он же замерз насквозь. Может, уже поздно.
Лена остановилась. Взгляд стал мягче.
— Ладно, — вздохнула. — Неси в ванную. Теплой водой отогреем.
Они склонились над раковиной, как над новорожденным. Андрей держал щенка, а Лена лила тоненькую струйку воды. Теплую, но не горячую.
— Осторожно, не захлебнулся бы, — шептала она.
Крошечная грудка едва заметно поднималась и опускалась.
— Живой, — Лена улыбнулась впервые за долгое время. — Боец маленький.
Закутали его в махровое полотенце. Лена достала старую картонную коробку, устелила мягкими тряпками. Андрей поставил рядом настольную лампу — для тепла.
— Кормить надо, — сказала Лена. — Молока у меня нет, но сгущенку разведу.
— А можно ли ему?
— А что делать? До утра все закрыто.
Развела сгущенку теплой водой. Андрей капал щенку в рот из пипетки. Тот слабо шевелил языком, пытался глотать.
— Пьет! — обрадовался Андрей. — Смотри, Лен, пьет!
Первый раз за месяцы он улыбался. И Лена это заметила.
К утру щенок окреп. Попискивал, когда просыпался. Андрей вставал к нему ночью трижды — кормить, проверять.
— Ты как с ребенком возишься, — заметила Лена за завтраком.
— А что, разве плохо?
Она промолчала. Но в глазах мелькнуло что-то теплое.
Днем поехали к ветеринару. Врач осмотрел щенка, покачал головой:
— Переохлаждение было серьезное. Повезло, что нашли вовремя. Еще час — и все.
— А теперь что? — забеспокоился Андрей.
— Теперь выхаживать. Кормить каждые два часа. Массаж делать — кровообращение стимулировать. И тепло, обязательно тепло.
Купили специальное молоко для щенят, витамины. Лена читала в интернете, как правильно ухаживать.
— Слушай, — сказала она вечером, — а может, Дружком назовем? Или Малышом?
Андрей поднял голову от газеты. Лена сидела на полу рядом с коробкой, гладила щенка пальцем.
— Дружок хорошо, — согласился он.
Неделя пролетела незаметно. Дружок открыл глазки — серые, с голубинкой. Начал самостоятельно лакать из блюдечка. Лена научилась делать ему массаж, а Андрей носил его на руках — пока лапки слабые.
— Видишь, как он на тебя смотрит? — сказала Лена однажды утром. — Прямо влюблен.
Андрей почувствовал, как щеки горят. Давно он не краснел от комплиментов жены.
— Это ты его выходила, — ответил он. — Без тебя бы не справился.
— Мы вместе, — поправила Лена. — Мы вместе его спасли.
Слово «вместе» прозвучало как-то особенно. Будто они впервые за долгое время были по-настоящему вместе.
Но в конце второй недели Дружок заболел. Просто лежал в коробке, не ел, почти не дышал. Андрей метался по квартире:
— Надо срочно к врачу! Что с ним?!
— Успокойся, — Лена положила руку ему на плечо. — Поедем сейчас.
Ветеринар сделал укол, выписал лекарства. Сказал, что это обычное для щенят — организм слабый, иммунитет не сформировался.
— Критические сутки, — предупредил. — Если переживет ночь — будет жить.
Домой ехали молча. Андрей держал коробку с Дружком на коленях, боялся лишний раз дышать.
Вечером сидели рядом с коробкой. Щенок лежал неподвижно, только изредка приоткрывал глаза.
— А помнишь, как мы за Димкой ночами сидели? — тихо спросила Лена.
Димка — их сын. Умер в три года от воспаления легких. Тридцать лет прошло, а рана все еще кровоточит.
— Помню, — так же тихо ответил Андрей.
Они смотрели на Дружка, и каждый думал о своем. О том, как мало нужно для счастья. И как много можно потерять.
— Андрей, — Лена взяла его за руку. — Прости меня. За все. За то, что стала такой колючей.
— Это я виноват, — он сжал ее пальцы. — Стал как медведь. Ворчу постоянно.
— Мы оба виноваты.
Она не договорила. Но и не нужно было. Они понимали друг друга без слов. Как когда-то раньше..
Всю ночь они по очереди дежурили у коробки. Кормили Дружка лекарством, гладили, шептали ему что-то ласковое.
К утру щенок пошевелился, открыл глаза. Слабо пискнул.
— Живой! — Лена заплакала.
Андрей обнял ее. Крепко, как давно уже не обнимал.
Через месяц Дружок окреп. Носился по квартире, грыз Андреевы тапки, лаял на пылесос. Глазки стали ярко-голубыми, шерстка — пушистой и белой, только ушки рыжеватые.
— Красавец наш, — умилялась Лена, почесывая щенка за ушком. — Прямо принц какой-то.
Андрей сидел в кресле, наблюдал. В доме стало по-другому. Тише. Спокойнее. Они с Леной почти не ругались. Разговаривали больше. О Дружке, о его повадках, о том, какой он смешной.
Но главное — они снова смеялись. Вместе.
— Смотри, как он тебя встречает! — сказала Лена, когда Андрей вернулся из магазина.
Дружок носился вокруг него кругами, подпрыгивал, пытался лизнуть в лицо.
— Да я же всего полчаса был, — засмеялся Андрей.
— Для него полчаса — как вечность.
— Знаешь, — сказала Лена, — а ведь если бы не та ссора…
— Я бы не ушел под дождь, — подхватил Андрей. — И не нашел бы его.
— Получается, даже наши ссоры были зачем-то нужны?
Андрей остановился, обнял жену.
— Все было нужно. Чтобы понять — мы друг без друга никто.
Дружок носился вокруг них, радостно тявкал.
А на обочине, там, где два месяца назад лежал промокший сверток, теперь цвели дикие ромашки.
Маленькие. Белые. Упрямые.
