– Я только вчера тебе две тысячи давал! – рявкнул Антон, врываясь в комнату. – На что ты их потратила?
Полина вздрогнула. Сын дернулся, но не проснулся.
– На питание для Максима, – тихо ответила она, стараясь не разбудить ребенка. – Смесь закончилась, пришлось купить новую банку, плюс овощное пюре…
– Не может смесь столько стоить! – перебил Антон. Лицо его покраснело, глаза блестели от злости. – Ты просто не умеешь считать деньги! Транжиришь направо и налево!
– Антон, я все записываю, могу показать чеки…
– Да наплевать мне на твои чеки! С тобой мы точно на улице скоро окажемся!
Дверь за Антоном захлопнулась так, что задребезжали стекла. Максим заплакал. Полина подошла и взяла сына на руки, автоматически качая его и шепча успокаивающие слова.
Максиму исполнилось полгода на прошлой неделе. Полгода – а Полина уже не помнила, когда последний раз спала больше четырех часов подряд. Темные круги под глазами стали постоянными спутниками, руки дрожали от усталости, в голове был туман.
Обои в углу комнаты отклеивались, на потолке расползалось желтое пятно от старой протечки. Эта убогая однушка за двадцать тысяч – все, что семья могла себе позволить.
А ведь у них была собственная квартира. Двушка в новостройке, с хорошим ремонтом, панорамными окнами и современной кухней. Полина иногда заходила туда, когда арендаторы просили что-то проверить. Стояла посреди светлой гостиной и не могла понять – как они докатились до съемной норы с плесенью и тараканами? Квартира сдавалась за тридцать пять тысяч. Эти деньги едва закрывали ипотечный платеж. Иногда даже с недостачей.
Три года назад Антон уговаривал ее на эту ипотеку. Говорил, что справится, что зарплата растет, что премии покроют все расходы. Полина сомневалась – сумма кредита пугала, пять миллионов казались астрономической цифрой. Но муж был так убедителен. Рисовал будущее яркими красками: детская комната с мягким ковром, кухня с островом, балкон с цветами. Говорил, что к рождению ребенка у них будет свой дом, где малыш сделает первые шаги по их полу, а не по чужому.
Полина согласилась. Тогда они оба работали. У Антона действительно были хорошие премии – по пятьдесят, по семьдесят тысяч раз в квартал. Казалось, они справятся. Первый год был легким. Жили в своей квартире, делали ремонт, покупали мебель. Потом Полина забеременела. Токсикоз, угроза, больничный. Доход упал. Потом декрет. Материнский капитал и все декретные ушли на досрочное погашение – деньги испарились в один момент. Капля в море пятимиллионного долга.
Максим зашевелился. Полина встала и пошла на кухню готовить смесь. Денег катастрофически не хватало. Антон работал допоздна, часто не приходил до десяти вечера. По выходным таксовал – выезжал в субботу утром и возвращался поздно вечером, вымотанный, злой.
Полина пыталась подрабатывать удаленно. Набирала тексты во время дневного сна Максима, по ночам проверяла документы для бухгалтерии. В месяц выходило не так много. По воскресеньям оставляла сына мужу и шла мыть полы в торговый центр. Четыре часа проводила с тряпкой в руках.
Брат Антона, у которого дети уже подросли, отдавал им детские вещи: коляску, кроватку, одежду. Полина была благодарна – хоть что-то. Родители иногда высылали несколько тысяч – пять, семь, сколько могли. Пенсия у них небольшая, сами еле сводили концы с концами. Но долг огромен. Сорок семь тысяч каждый месяц. Плюс коммуналка за съемную квартиру – четыре тысячи. Плюс еда, памперсы, смесь. Любой больничный мог все разрушить. Антон однажды три дня ходил на работу пешком – шесть километров туда и шесть обратно. Денег не было даже на автобус.
Атмосфера в доме стала удушающей. Свекровь со свекром приезжали каждую неделю. Заходили в съемную квартиру, морщились, оглядывали Полину критическим взглядом.
– Почему ты сидишь дома? В вашей-то ситуации, – говорила свекровь Марина Юрьевна. – Ребенку полгода уже, могла бы и в ясли его отдать.
– В ясли берут только с полутора лет, – устало отвечала Полина. – И то очередь огромная.
– Ерунда какая, – отмахивалась свекровь. – Ты просто не хочешь работать. Сидишь тут, деньги тратишь. Антон пашет как проклятый, а ты только в телефон смотришь.
– Я работаю удаленно, когда Максим спит…
– Удаленно! – фыркала Марина Юрьевна. – Это не работа, это баловство. Работа – это когда из дома выходишь, восемь часов на ногах стоишь. А ты тут в халате весь день сидишь.
Свекор Виктор Павлович поддакивал, хмурясь:
– Как вообще можно было соглашаться на такую ипотеку? Пять миллионов! Вы с ума сошли? Надо было брать что-то поменьше.
Полина сжимала кулаки. Они словно забыли, что это их сын настаивал на покупке. Что именно он подписывал договор и убеждал Полину, что все будет хорошо.
Антон молчал при родителях. Сидел, опустив глаза, кивал. Но потом, когда они уезжали, срывался на жену.
– Почему ты им так отвечаешь? – шипел Антон, едва за родителями закрывалась дверь. – Не можешь промолчать? Обязательно нужно огрызаться?
– Они обвиняют меня во всем! – Полина прижимала к себе Максима. – Будто это я виновата, что денег нет!
– А кто виноват? – Антон шагнул ближе. – Ты ничего не делаешь! Сидишь дома, только деньги тратишь! Я кручусь как могу, работаю по двенадцать часов, а ты что? Тексты какие-то набираешь за копейки!
– Ребенку полгода, Антон! Он каждые три часа ест, я не сплю по ночам…
– Что ты вообще за жена такая?! – бросил муж и ушел в комнату.
Полина стояла на кухне, качала плачущего Максима и не могла сдержать слезы. Каждый вечер – либо тяжелое молчание, когда Антон приходил и ложился спать, не сказав ни слова, либо скандал. Обвинения, упреки, злость. Полина пыталась объяснить, что делает все, что может. Работает урывками, экономит на всем. Покупает самое дешевое, ходит в магазин за три квартала, где акции. Но муж не слышал. Видел только цифры – сорок семь тысяч за ипотеку, и эта сумма висела над ними дамокловым мечом.
Тот вечер начался как обычно. Приехала свекровь, привезла кастрюлю супа. А потом посыпались упреки.
– Полина, ну посмотри на себя, – говорила Марина Юрьевна, оглядывая невестку. – Халат застиранный, волосы не расчесаны. Антон же приходит с работы – хочет, чтобы дома уют был, жена красивая.
– Я весь день с ребенком, – устало ответила Полина. – Некогда мне прихорашиваться.
– Некогда! Всегда одно и то же! – Свекровь поставила кастрюлю на плиту. – Надо было думать раньше, на что подписываешься. Такую ипотеку взять – это же безумие.
– Это ваш сын предлагал, – не выдержала Полина. – Он настаивал на этой квартире.
– Не смей обвинять моего сына! – вспыхнула Марина Юрьевна. – Это ты его уговорила! Мечтала о новостройке, о красивой жизни!
Полина закрыла глаза. Спорить было бесполезно. Свекровь всегда находила способ переложить вину на нее.
Антон вернулся поздно. Измученный, с темными кругами под глазами.
– Мам, ты еще здесь?
– Да вот, суп привезла. Вы же сами ничего нормального не готовите. – Марина Юрьевна поцеловала сына в щеку. – Антоша, может, поговоришь с Полиной? Она совсем обленилась. Воспитание ребенка – это не повод сидеть сложа руки.
Антон кивнул, проводил мать до двери. Вернулся на кухню. Полина качала Максима, пытаясь уложить его спать. Муж достал тарелку, налил суп. Ел молча, не глядя на жену.
– Антон, нам нужно поговорить, – начала Полина тихо. – Я больше не могу так жить. Твоя мама постоянно…
– Хватит, – перебил Антон. – Я устал.
– Но она обвиняет меня во всем! Будто это я виновата!
– А кто виноват? – Антон резко положил ложку. – Кто? Я работаю до изнеможения! Таксую по выходным! А ты сидишь дома и жалуешься!
– Я с ребенком! – Полина повысила голос. Максим заплакал. – Я тоже работаю, когда могу! Мою полы по воскресеньям!
– Ты просто обуза! – выкрикнул Антон. – Обуза! Я больше не могу тянуть все один! Понимаешь? Не могу!
Полина качала плачущего сына и вдруг поняла: она тоже больше не может. Не может жить в постоянном страхе. Не может слушать, как муж обвиняет ее во всем. Не может терпеть свекровь, которая приезжает только для того, чтобы унизить. Ведь это Антон уговаривал брать непосильный кредит. Это Антон говорил, что справится. А теперь сваливает все на нее.
– Я ухожу, – сказала Полина.
– Что? – Антон уставился на нее.
– Я завтра соберу вещи и уйду к родителям. С Максимом.
– Ты не посмеешь! – Антон шагнул к ней, но Полина отступила.
– Посмею. Я больше не буду этого терпеть.
На следующее утро, пока Антон был на работе, Полина упаковала детские вещи и самое необходимое. Позвонила отцу. Тот приехал через час, помог донести сумки до машины.
Семья Антона не оставляла ее в покое. Марина Юрьевна названивала каждый день, называла Полину эгоисткой и предательницей. Антон писал сообщения – злые, полные обвинений. Говорил, что это она разрушила семью, оставила его с долгами, что он никогда ей этого не простит. Полина заблокировала его номер. Антон писал с других. Она блокировала и их.
Квартиру пришлось продавать при разводе. Нашли покупателей быстро – новостройка в хорошем районе. После погашения кредита осталось триста тысяч. Антон забрал двести, Полине отдал сто. Она не стала спорить.
Жить у родителей было странно. Полина с Максимом заняли маленькую комнату, где когда-то она делала уроки. Мама помогала с ребенком по ночам – вставала, грела смесь, качала внука. Полина высыпалась. Это было непривычно – просыпаться отдохнувшей, без тяжести в голове и дрожи в руках.
Она подала на алименты. Устроилась на удаленную работу в небольшую компанию – гибкий график, можно было совмещать с уходом за сыном. Зарплата была небольшая, но стабильная. Благодаря родителям она могла работать больше. Постепенно Полина начала откладывать – по пять, по десять тысяч в месяц.
Антон все еще иногда писал гневные сообщения. Но Полина больше не читала их. Удаляла сразу. Родители не упрекали, не требовали невозможного – просто поддерживали. Отец чинил Максиму игрушки, мама пекла пироги. Ребенок был одет, накормлен, спокоен. Перестал вздрагивать от громких звуков.
Полина сидела на кухне у родителей, пила чай и смотрела в окно. Никто больше не кричал. Не обвинял. Не говорил, что она ничего не делает. Она оставила токсичные отношения в прошлом…
