Николай крепче сжал руль. В зеркале заднего вида — серьезное лицо внучки Машки. Девять лет, а уже такая взрослая. Сидит молча, портфель на коленях. Не то что современные дети — галдят, визжат.
— Дед, а почему ты никогда никого не подвозишь? — вдруг спросила Машка.
Николай хмыкнул. Умная девчонка. Замечает всё.
— Потому что, внученька, люди разные бывают. Одни благодарные, другие…
Он не успел договорить. На тротуаре замаячила знакомая фигура — Ольга Петровна. Соседка по дому номер семнадцать. В бежевом пальтишке, с авоськой в руке. Машет руками как ненормальная!
— Коля! Колечка! Остановись!
Колечка. Господи, сколько лет прошло, а она всё так же. Как в молодости — эмоций больше, чем здравого смысла.
Николай нехотя притормозил. Ольга подбежала к машине, запыхавшись:
— Коля, миленький! Подвези до Садовой, а? У меня тут, — она показала на тяжелую сумку. — Картошечка для внуков, консервы.
Машка заинтересованно выглядывала в окно. Николай вздохнул. Отказать при внучке? Неудобно как-то.
— Садись уж, — проворчал он.
Ольга радостно залезла на переднее сиденье:
— Ой, спасибочки! А это твоя внученька? Красавица какая!
— Меня Машей зовут, — серьезно представилась девочка.
— А меня — тетя Оля. Мы с дедушкой старые знакомые!
Николай поморщился. Знакомые. Если можно так назвать их сложную историю. Дружили когда-то семьями. До того случая. До того, как Ольгина импульсивность всё испортила.
Поехали. Улица Школьная — тихая, спокойная. Николай вел машину размеренно, привычно. Никогда не торопился, не нервничал.
— А помнишь, Коля, как мы в молодости на дачу ездили? — защебетала Ольга. — Твоя Нина такие пирожки пекла! А моя Тамарка с твоим Димкой в речке купались.
— Помню, — коротко ответил Николай.
— Стой! Остановись! — вдруг заорала Ольга и замахала руками. — Коля, стой!
Николай инстинктивно ударил по тормозам. Машину тряхнуло. Машка вскрикнула.
— Ты что творишь?! — взревел он. — Внучка в машине!
Но Ольга уже выскакивала из салона:
— Там собачка! Смотри — собачка через дорогу!
И точно. По дороге, виляя хвостом и оглядываясь, трусил рыжий пёс. Худенький, грязный. Явно потерянный.
— Тузик! Тузик, иди сюда! — кричала Ольга, протягивая руки.
Собака остановилась посреди дороги. Повернула голову на Ольгин голос — и замерла.
Ольга уже переходила дорогу. Медленно, с протянутыми руками:
— Тузичек, миленький. Иди ко мне, не бойся.
Николай выругался сквозь зубы. Вышел из машины, хлопнул дверцей — громко, раздраженно. Внучка тоже вылезла, прижимая к груди портфель.
— Дед, а это чья собачка? — шепотом спросила Машка.
— Бродячая, наверное, — буркнул Николай, но сам внимательно разглядывал пса.
Ошейник есть. Породистый вроде — спаниель или что-то в этом роде. Шерсть свалявшаяся, но видно, что ухоженный был. Домашний.
Ольга присела на корточки прямо на асфальте:
— Тузик, я знаю, где твоя мама! Валечка три дня тебя ищет! По всему району объявления клеила.
При дрогнул. Сделал шаг вперед. Потом еще один.
— Вот умничка! — Ольга едва сдерживала слезы. — Валечка плачет! Думает, тебя сбила машина или украли.
Машка подошла ближе к деду:
— Это правда? Его хозяйка ищет?
Николай кивнул. Он тоже знал Валентину Семенову. Жила в соседнем доме, вдова. Пес — единственная радость у женщины.
— Три дня как пропал, — подтвердил он. — Валя уже в слезах ходит.
Собака подошла к Ольге совсем близко. Понюхала протянутую руку. И вдруг ткнулась мокрым носом в ладонь.
— Ой! — всхлипнула Ольга. — Узнал! Умничка, узнал тетю Олю!
Она подняла пса на руки. Тот был тяжелый, мокрый, пах псиной. Но Ольга прижимала его к себе, как ребенка:
— Сейчас домой поедем! К маме поедем!
Николай нервно посмотрел на часы. Уже четверть пятого. Машку домой везти надо — уроки делать. А тут…
— Коля! — Ольга повернулась к нему с сияющими глазами. — Подвезешь до Валечки? А? Ну пожалуйста!
— До Семеновой? — Николай поморщился. — Это же в другую сторону!
— Ну Колечка! — Ольга умоляюще сложила руки. — Собачка три дня без еды! Валечка с ума сходит! Неужели тебе жалко?
Жалко. Как будто он жадный. Как будто из-за денег отказывается.
Машка дернула деда за рукав:
— Дедушка, а давай поможем? Мне домой не очень хочется. Там мама опять с папой ругается.
Николай вздохнул. Внучка права — дома у нее не сахар. Родители на грани развода. Девочка это чувствует, переживает.
— Ладно, — сдался он. — Только быстро. И собаку в багажник!
— Да что ты! — возмутилась Ольга. — Он же замерзнет! И так три дня на улице.
— В салон не пущу! У Машки аллергия!
— Нет у меня никакой аллергии, — тихо сказала Машка. — У нас в классе у Игоря хомяк, и я его глажу.
Николай беспомощно развел руками. Против них двоих не устоишь.
— Но на заднее сиденье! И чтобы не лаял!
Ольга обрадованно закивала:
— Он не лает! Тузик воспитанный!
Устроились в машине. Собака между Ольгой и Машкой. Девочка осторожно гладила рыжую шерсть:
— Дедушка, а как тетя Оля сразу узнала, что это Тузик?
— Потому что тетя Оля, — Николай запнулся. Хотел сказать «вечно во все лезет», но сдержался. — Потому что внимательная. Людей знает, их проблемы.
Ольга удивленно посмотрела на него. Комплимент? От Коли Петрова? Первый за лет десять, наверное.
— А помнишь, Коль, как мы с тобой Димкину кошку искали? — осторожно начала она. — Мурку?
Николай напрягся. Вспомнил. Еще как вспомнил.
— Мурка сама нашлась, — сухо ответил он.
— Но ты со мной тогда всю ночь проискал! По подвалам лазил, кустарники проверял. А на утро она сидела у подъезда, как ни в чем не бывало!
Машка заинтересованно слушала. Николай чувствовал себя неуютно. Не любил вспоминать то время. Когда они дружили семьями. Когда все было по-другому.
— А потом что случилось? — спросила внучка. — Вы поссорились?
Николай сбавил скорость, не зная, как ответить. В зеркале заднего вида видел любопытные глаза внучки. А рядом — напряженное лицо Ольги.
— Мы не поссорились, — наконец сказал он. — Просто жизнь так сложилась.
— Коля, — тихо проговорила Ольга. — Может, хватит уже? Столько лет прошло.
— Хватит чего? — Николай резче обычного повернул руль. Тузик слегка заскулил.
— Злиться на меня. Обижаться. Я же не специально тогда.
— Не специально? — голос Николая стал холодным. — Ты Нинку при всех опозорила! При соседях! Сказала ей такое, что она две недели плакала!
Машка широко раскрыла глаза. Бабушку Нину она помнила смутно — добрую, тихую. Умерла, когда Маше было пять.
— Я правду сказала! — вспыхнула Ольга. — Твоя Нина меня подставила! Рассказала всем про мое письмо! Личное письмо! А я ей как подружке доверила.
— Какое письмо? — переспросил Николай, но в голосе уже прозвучала неуверенность.
— От Семена! Моего двоюродного брата из Америки! Помнишь, он приглашал нас переехать? В девяносто третьем году? Когда тут все разваливалось?
Николай притормозил у светофора. Память услужливо подсунула забытые подробности. Да, было такое. Смутно вспоминал скандал во дворе, слезы Нины.
— Так я же Ниночке по секрету рассказала! — продолжала Ольга, и в голосе ее прозвучала давняя боль. — Что мы с Тамаркой думаем уехать. Посоветоваться хотела! А она, а она рассказала твоей маме, та — соседкам. И пошло по двору: «Ольга Петрова хочет сбежать в Америку, родину предать!»
Тузик беспокойно завертелся. Машка гладила его, но сама слушала, затаив дыхание.
— Помню, как на меня смотрели потом, — шепнула Ольга. — Как шипели: «Родину продает! Американкой стать хочет!» А мне просто страшно было. Таня еще маленькая, муж пил. Думала, может, там лучше будет.
Светофор сменился на зеленый. Николай поехал, но медленнее обычного.
— Нина не хотела, — глухо сказал он. — Она мне потом призналась. Случайно проговорилась маме. А та уж, язык у нее был…
— Вот! — Ольга повернулась к нему. — А я накричала на Нину при всех! На весь двор! Назвала предательницей! И ты после этого со мной перестал разговаривать.
— Потому что ты ее до слез довела! — Николай стиснул зубы. — Нина две недели извинялась! Говорила, что не хотела тебя подводить!
— А я не знала! — всхлипнула Ольга. — Ты мне этого не говорил! Просто перестал здороваться! Я думала, ты меня за «предательство родины» презираешь!
В машине повисла тишина. Только тихое дыхание собаки и шум мотора.
Машка осторожно подняла руку:
— А почему вы друг другу не объяснились? Сразу? Дедушка ведь мог рассказать, что бабушка Нина случайно проговорилась. А тетя Оля — что она не знала.
Николай и Ольга переглянулись. В глазах обоих было одинаковое смущение.
— Гордость, — тихо сказала Ольга. — Глупая, дурацкая гордость.
— И упрямство, — добавил Николай. — Мужское упрямство. Подумал: если она виновата, пусть первая и извиняется.
— А я думала: если он меня осуждает, зачем мне унижаться? — Ольга вытерла глаза. — Ждала, что ты сам подойдешь, объяснишь.
Тузик тихонько гавкнул — будто поддержал.
— Мы дураки, — сказал Николай, поворачивая на улицу Семеновой. — Старые, упертые дураки.
— Говори за себя! — фыркнула Ольга. — Я не старая!
— Конечно, — усмехнулся Николай. — Девочка еще совсем.
И вдруг почувствовал, как что-то отпустило в груди. Привычная тяжесть, которую носил все эти годы. Злость. Обида. Уходила, растворялась.
— Дедушка, — сказала Машка, — а ведь если бы не Тузик, вы бы так и не помирились?
Николай посмотрел в зеркало на умные глаза внучки:
— Наверное, нет. Так бы и ходили мимо друг друга до самой…
— До ста лет! — быстро вставила Ольга. — До ста лет ходили бы!
— Точно, — согласился Николай. — До ста лет.
Впереди показался дом Валентины Семеновой. В окнах горел свет — женщина дома.
Тузик учуял знакомые запахи и заволновался. Завилял хвостом, заскулил радостно.
— Приехали, — объявил Николай. — Домой приехали, Тузик.
Валентина Семенова открыла дверь и застыла на пороге. В глазах — недоверие, надежда, страх поверить.
— Тузик? — прошептала она. — Тузичек, это правда ты?
Собака рванулась из рук Ольги и бросилась к хозяйке. Валентина упала на колени, обнимая, целуя рыжую морду:
— Где же ты был, глупый? Где пропадал? Мама искала, искала.
Слезы текли по ее лицу. Тузик скулил, лизал руки, прыгал — счастливый, безумно счастливый.
Машка тихонько всхлипнула:
— Дедушка, смотри, как они радуются.
Николай стоял в стороне, не зная, что делать с руками. Сцена воссоединения трогала до глубины души.
— Ольга Петровна! — Валентина поднялась, не выпуская пса. — Это вы нашли? Спасибо! Господи, как же спасибо!
— Да мы втроем нашли, — махнула рукой Ольга. — Коля подвез, Машенька помогала.
Валентина схватила Николая за руки:
— Дядя Коля! Вы не представляете. Я уже думала. Три дня не ела, не спала.
— Ничего, ничего, — смущенно бормотал Николай. — Главное, что нашелся.
— Проходите! Чай буду ставить! — засуетилась Валентина.
— Нет-нет, — остановила ее Ольга. — У вас тут праздник. Побудьте с Тузиком.
Она посмотрела на Николая:
— А нам ехать пора. Правда, Коль?
Николай кивнул. В машине ехали молча. Но тишина была уже другая — теплая, примирительная.
У дома номер семнадцать Ольга сказала:
— Машенька, ты умничка. Мудрая девочка растет.
— А вы больше не будете ссориться? — серьезно спросила внучка.
— Больше не будем, — пообещала Ольга. — Правда, Коль?
— Правда, — тихо ответил Николай. — Хватит на одну жизнь.
Машка хлопнула в ладоши:
— Ура! Теперь вы снова друзья!
Николай отъезжал, глядя в зеркало на Ольгу. Она стояла у подъезда и махала рукой — как в молодости. Искренне, открыто.
— Дедушка, — сказала Машка, устраиваясь на переднем сиденье, — а ведь Тузик — настоящий герой.
— Почему?
— Он вас помирил. Может, собаки специально это делают?
Николай улыбнулся:
— Может быть, внученька. Может быть.
И впервые за много лет почувствовал себя по-настоящему легко.
