— Да ты специально её гнобишь! За что ты с ней так, Лена?
— А нечего срывать мне уроки. Я ставлю объективные оценки. Твоя Машка, уж извини, ведёт себя как маленькая королевишна.
Лена стояла у учительского стола в безупречно выглаженном пиджаке, с аккуратно собранными волосами и дружелюбной улыбкой. Только вот за этой улыбкой таился яд.
На стене висели лучшие работы учеников. Как ни странно, ни одной Машиной среди них не было. Хотя девочка занимала призовые места на городских конкурсах.
— Не рассказывай мне! Я Машу знаю. Для неё ИЗО — это святое. Она бы не стала плохо вести себя. А даже если бы и стала — ты же не поведение должна оценивать! Ты просто ставишь ей двойки, потому что…
— Потому что она болтает вместо того, чтобы рисовать, — спокойно перебила Лена. — Знаешь, Инна, то, что бабушка вешает её рисунки на холодильник, ещё не означает, что она достойна автоматических пятёрок. У меня тут скидок на родство нет.
Инна прищурилась и бросила испепеляющий взгляд на Лену. За приоткрытой дверью мелькнула малиновая куртка Маши. Девочка ждала маму и, кажется, всё слышала.
Всё это звучало крайне несправедливо, но теперь Инна начинала понимать, откуда ноги растут.
И Инна, и Лена были невестками Марины Васильевны. Их свекровь была добрым, но порой слишком мягким человеком. Она любила обеих невесток, однако предпочтение отдавала Инне. Может быть, потому что та не плевалась в людей ядом, мило улыбаясь.
На Новый год Лена получила от свекрови набор с шампунем и гелем для душа, Инна — книгу и красивую металлическую закладку. Оба подарка скромные, но чувствовалось, что в последний вложено больше души.
— Ты уж прости, Леночка… Не знала, что подарить, — оправдывалась Марина.
Разный подход ощущался не только в подарках. Марина хвалила обеих невесток, но Инну — чуть чаще. Как и Машу.
— Ой, ну шедевр! Художница растёт. Золотые ручки, не иначе, — радовалась бабушка, когда Маша приносила ей очередной рисунок, и вешала тот на холодильник.
Лена тоже начала демонстративно приносить работы сына. То открытку, то бабушкин портрет. Чувствовалось, что мальчик делал всё это из-под палки. Он никогда не вручал рисунки лично и не выказывал особого интереса, когда его хвалили.
— Ой, ну тоже художник! — радовалась бабушка. — Только чего ж у меня волосы зелёные?
— А у меня не было жёлтого карандаша под рукой, — пожимал плечами внук.
Марина уделяла внимание обоим внукам, но работами Маши восхищалась сильнее и дольше. Там действительно было на что посмотреть. Натюрморты, пейзажи, рисунки с животными… Ну, до уровня великих художников девочке было далеко, но она рисовала лучше большинства взрослых.
Потом эта односторонняя вoйна перешла на новый уровень. Лена записала сына в художественную школу. Даже в ту же самую, где училась Маша. Мальчику это было, мягко говоря, не по душе.
— Не хочу! Там скучно! — закапризничал он, когда во время семейных посиделок Лена сказала, что им пора идти на занятия.
— Ты туда не развлекаться приходишь, а учиться, — мягко ответила ему мать, но под тёплым тоном скрывалось железное упрямство.
Лена подсовывала бабушке наброски и даже откровенно неудачные работы, отмечая, что «зато виден прогресс». Однако в глазах свекрови всё ещё не было того восторга, который невестка так хотела увидеть.
Возможно, именно поэтому Лена пошла дальше.
— Мама, а у нас теперь ИЗО ведёт тётя Лена! Представляешь? — сказала однажды Маша.
Инна напряглась после этой новости, но виду не подала. Лишь улыбнулась дочери в ответ.
Первые две недели всё было спокойно. А потом пошло-поехало: двойки, тройки, замечания в дневнике. Нет, были и периоды относительного спокойствия. Но стоило только бабушке похвалить Машу на очередной семейной встрече, как девочка снова приносила очередного «лебедя».
И вот теперь Инна решила разобраться, в чём дело, и попытаться защитить свою дочь. Но разговор что-то не задался.
— Серьёзно? Это всё из-за бабушки? Лен, она старается. Она этим живёт, ты же прекрасно это знаешь. А ты… ты мстишь ребёнку не пойми за что.
Лена только фыркнула и ухмыльнулась.
— Ей нужно больше стараться, если она хочет хорошие оценки.
Когда Инна вышла из кабинета, Маша всё ещё стояла у двери и нервно заламывала руки. Она ничего не сказала. Просто пошла за мамой.
— Машунь, не переживай. Мама разберётся, — тихо пообещала Инна.
Инна никогда не лезла в конфликты первой, но сейчас бездействие казалось предательством по отношению к собственной дочери.
Начала она с мужа. Он, как всегда, занял нейтральную позицию. Андрей считал, что «семейные дела надо решать спокойно и не выносить сор из избы».
— Я, конечно, поговорю с братом, но… может, ты накручиваешь себя? — осторожно уточнил он.
Инна не накручивала. Она видела, как Маша потихоньку замыкается в себе. Как больше не бежит показывать рисунки. Как прячет их под тетрадями, если мать случайно застаёт её за рисованием. Как не хочет идти в школу, когда у них есть ИЗО в расписании.
Инна не стала ждать помощи от мужа. На следующий день она завела разговор с другой мамой, пока ждала Машу у входа в школу. Между делом Инна спросила, как у них обстоят дела с ИЗО.
— Ой, просто замечательно! Елена Павловна — прелесть. Максюша бежит на её уроки как на праздник. И с оценками всё теперь хорошо! Хоть где-то у нас вырисовывается пятёрка в четверти. Ну, кроме физкультуры, — хихикнула мама.
Инна поджала губы, но спорить не стала, просто сменила тему.
У кого бы она ни спрашивала, слышала одно и то же: Лена замечательный учитель, всем ставит пятёрки, со всеми вежлива и тактична. Маша единственная выпадала из этой чудесной картины.
Искать помощи среди родителей тоже было бесполезно.
Уже дома Инна достала из шкафа коробку, в которую складывала работы Маши из художественной школы. Сверху лежал натюрморт с яблоком.
— У вашей дочери отличное чувство цвета! С композицией она, конечно, иногда экспериментирует, но пусть. Бывает, она нащупывает что-то интересное, — нахваливала Машу преподавательница после этого рисунка.
Инна сравнила этот натюрморт с тем, что девочка рисовала в классе. В целом, очень близко по технике. Было видно, что последние школьные рисунки Маши стали более мрачными и менее детализированными, но дело тут, скорее всего, в придирках учительницы.
Инна собрала работы дочери в папку. На следующий день она пошла к директору и рассказала всё как есть: про Лену, про их странную семейную войну, про оценки и замечания в дневнике.
— Вы понимаете, она же душит её талант. Моя дочь уже рисовать боится! — Инна достала папку. — Вот, посмотрите сами. Это работы из художественной школы, а это — с уроков. Разницы никакой, но тут у нас то тройки, то двойки, а там Маша входит в число лучших учеников.
Директор кивнул, взял папку и долго изучал содержимое. Потом он позвонил Лене и попросил её зайти к нему в кабинет. Сейчас же.
— Добрый день! Что-то случилось? — сначала защебетала та, улыбаясь, но при виде Инны напряглась.
— Елена Павловна, — начал директор и взял в руки один из рисунков, — вы действительно считаете, что это — двойка?
Лена пожала плечами и опустила взгляд.
— Я просто… хотела подстегнуть Машеньку. Она ведь может лучше. Для таких деток иногда полезна встряска, — тихо промямлила она.
Инна внимательно следила за Леной. В глазах той не было и крупицы раскаяния, зато появился страх.
— Попрошу вас в дальнейшем оценивать не потенциал, а работу ученицы, — отрезал директор.
— Вы уж простите, что я вас отвлекаю, — влезла Инна. — Просто мне не хотелось бы выносить этот конфликт… ну… за пределы школы.
Директор намёк понял и поджал губы.
— Если что — обращайтесь ко мне. Я в случае чего проведу повторную беседу с Еленой Павловной. Но, надеюсь, у нас таких проблем больше не возникнет. Да, Елена?
Лена тихо вздохнула и неохотно кивнула. На том разговор и окончился.
Через две недели Маша принесла дневник с пятёркой в четверти по ИЗО. Девочка сияла.
— Вот видишь, ты умничка. И помни: мама всегда с тобой, — улыбнулась Инна и обняла дочь.
После этого Лена стала вести себя совсем иначе даже на семейных ужинах. Она стала более тихой, даже отстранённой, перестала лезть в чужие разговоры. Сына больше не нахваливала, Машу не задевала.
Инна не стала переводить дочь в другую школу. Женщина решила, что нужно бороться, а не убегать. Да, Лена осталась на своём месте. Да, всё это могло повториться снова. Может, даже с другими детьми и в другой форме. Но Инна была уверена: люди с нечистыми помыслами найдутся где угодно, главное — не молчать и не терпеть их закидоны…
