Знаете, я всегда думала, что самые пронзительные истории случаются где-то далеко от нас. В книжках, в кино. А тут — прямо под носом.
Стройка на окраине. Обычная такая, серая. Краны торчат в небо, как железные цапли. Бетономешалки гудят с утра до вечера. И вот среди всего этого хаоса появляется щенок.
Откуда взялся? Да кто его знает.
Может, выбросили. Может, сам прибился — голодный, замёрзший. Рабочие его нашли возле забора. Маленький комочек шерсти, дрожащий от страха и холода.
— Что с ним делать будем? — спросил молодой парень, держа щенка на руках.
Прораб Виктор почесал затылок. Посмотрел на щенка. Тот жалобно пискнул.
— Пусть живёт, — махнул рукой. — Всё равно охраны толком нет. Хоть лает будет.
И началась, как бы это сказать, собачья жизнь. Только счастливая.
Каждое утро — встречает всех у ворот. Хвост — пропеллер! Радости — на всю стройку. Вечером — провожает до самой бытовки. Как будто понимает: это мои люди.
Мужики подкармливали его остатками обедов. Кто-то принёс старую миску. Сергеич, плотник, смастерил будку из досок — тёплую, с крышей.
— Царские хоромы! — смеялись рабочие, глядя, как щенок осваивает новое жильё.
За три месяца превратился в почти настоящего пса. Шерсть лоснится, глаза — умные-умные. Шарик — так его прозвали. И правда — круглый, пушистый.
Стройка подходила к концу. Объект почти готов. И рабочие начали разъезжаться.
Кто-то на новую работу устроился. Кто-то домой, в деревню, уехал. Суета, коробки, прощания.
А Шарик сидел у ворот и не понимал. Почему его друзья складывают вещи? Куда торопятся? И почему никто не обращает на него внимания?
Последний КамАЗ отъехал в пятницу вечером. Шарик долго бежал за ним по дороге. Но машина скрылась за поворотом.
И наступила тишина.
Пустая стройка. Только ворота поскрипывают на петлях.
Каждый день Шарик заступает на пост к воротам. Смотрит на дорогу. Уши торчком. Может, сегодня вернутся?
Неделя прошла. Еды в мусорных баках всё меньше.
В то утро Шарик проснулся в своей будке — той самой, что Сергеич мастерил с такой любовью. Доски уже потемнели от дождей, крыша чуть покосилась. Но всё ещё держится.
Вылез наружу, потянулся. Автоматически побежал к воротам — встречать. Но никого нет. Только пустая дорога и серое небо.
Желудок сводит от голода.
Вчера нашёл в мусорном баке корку хлеба — заплесневелую, но съедобную. Сегодня и того нет. Дворняги из соседних домов уже обшарили всё. Конкуренция, понимаете ли.
— Эй, Шарик! — услышал знакомый голос.
Сердце ёкнуло. Это же Виктор! Прораб вернулся!
Собака кинулась к воротам, чуть не сбив с ног худого мужика в грязной куртке. Виктор вышел из потрёпанной «десятки», в руках — папка с документами.
— Господи, — только и выдохнул прораб, увидев исхудавшего пса. — Шарик, ты что тут делаешь?
Собака прыгала вокруг него, скулила, лизала руки. Рассказывала, как умела: «Все уехали! А я ждал! Каждый день ждал!»
Виктор присел на корточки, погладил лохматую голову:
— Боже мой. А мы думали, кто-нибудь из ребят тебя заберёт.
Никто не забрал. Каждый думал — заберёт другой.
— Ладно, — Виктор поднялся, отряхнул колени. — Поехали со мной. Дела подпишу — и домой.
Шарик не понял слов, но понял интонацию. Радостно завилял хвостом и прыгнул в багажник старой машины.
Дом прораба — обычная «хрущёвка» на окраине города. Второй этаж, балкон с цветами, которые поливает жена Людмила.
— Ты кого привёз? — она выглянула в окно, увидела, как Виктор вытаскивает из багажника собаку.
— Это Шарик. Помнишь, я рассказывал?
— Помню, — голос Людмилы стал холодным. — И что он тут делает?
— Люда, его там бросили.
— Не «его бросили», а «ты принёс»! — она спустилась во двор, руки в боки. — Виктор Иванович, нам собаки не хватало! У нас сын в переходном возрасте, денег — кот наплакал, а ты ещё и псину приволок!
Шарик поджал хвост. Чувствовал — здесь ему не рады.
— Отвези его кому-нибудь, — продолжала жена.
— Люда.
— Сейчас же, говорю!
Но тут на балконе появился подросток — сын Серёжа. Лет пятнадцать, худощавый, с вечно недовольным лицом. Обычно он торчал в телефоне, ни на что не реагируя.
— Мам, а можно поглпадить? — спросил тихо.
— Серёга, не начинай, — предупредила мать.
Но мальчик уже спустился во двор. Осторожно протянул руку. Шарик понюхал, лизнул пальцы.
— Красивый, — сказал Серёжа.
— Серёжа, поднимайся домой, — велела Людмила.
— Мам, можно я с ним погуляю?
— Нет.
— Ну мам.
— Сказала — нет!
Виктор молчал. Знал — если сейчас вмешается, скандал будет такой, что соседи милицию вызовут.
Серёжа погладил Шарика ещё раз и медленно побрёл к подъезду.
Три дня собака жила в сарае на даче у Виктора. Тот приезжал кормить — тайком от жены. Приносил остатки борща, хлеб, иногда — кости с рынка.
— Пристрою тебя, не переживай, — говорил, почёсывая за ухом. — Найдём хозяев хороших.
Но хозяев не находилось. Объявления в интернете просматривали единицы. Те, кто откликались, сразу передумывали, увидев размер собаки.
— Мы думали, маленький будет.
— Так он беспородный.
— А прививки есть?
Прививок не было. Они стоили денег, которых у Виктора особо не водилось.
А в сарае становилось холодно. Октябрь, дожди.
В четверг вечером прораб приехал на дачу и нашёл Шарика больным. Собака лежала, дрожала, отказывалась от еды.
— Всё, хватит, — сказал Виктор самому себе. — Пойдёшь со мной домой. А там — как получится.
Людмила встретила их в коридоре. Руки в боки, губы поджаты.
— Ты что творишь?
— Он заболел. На улице помрёт.
— И пусть!
— Людмила!
— Что «Людмила»? Ты подумай головой! А если он что-то испортит? А если соседи жаловаться будут?
Виктор молчал. Держал дрожащую собаку на руках.
— Неделя, — сказал наконец. — Дай неделю. Если не пристрою — отвезу в приют.
— Три дня.
— Люда.
— Три дня — и всё!
Шарик лежал на старом пледе в коридоре. Людмила обходила его стороной, морщась. Виктор приносил воду, пытался накормить.
А Серёжа сидел рядом. Тихо-тихо. Гладил собаку, что-то шептал. Впервые за долгое время — не в телефоне.
— Серёг, отойди от него, — говорила мать. — Заразу подхватишь.
— Мам, он не заразный. Просто замёрз.
— Откуда ты знаешь?
— В интернете читал.
Людмила удивилась. Сын читал в интернете не про игры?
На второй день Шарик встал. Попил воды, съел немного каши. Серёжа сидел рядом, улыбался.
— Видишь? Поправляется, — сказал мальчик.
— Ничего я не вижу, — буркнула мать. Но голос был уже не такой злой.
На третий день она застала сына в коридоре. Тот лежал на полу рядом с собакой, читал вслух из учебника биологии. Шарик слушал, положив морду на лапы.
— Серёжа, что ты делаешь?
— Читаю ему. Он любит слушать.
— Откуда ты знаешь?
— Хвостом виляет, когда я читаю.
Людмила посмотрела на собаку. Та и правда помахивала хвостом.
— Серёг, — начала она.
— Мам, не надо его выгонять. Пожалуйста.
Мать посмотрела на сына. Когда он в последний раз просил о чём-то? Когда вообще с ней разговаривал?
— Он же большой. Места много займёт.
— Я буду убирать за ним. И кормить. И выгуливать.
— А учёба?
— Буду выгуливать до школы и после. Честно.
Людмила вздохнула. Присела рядом с сыном.
— Ты понимаешь, что это ответственность? Собака — не игрушка.
— Понимаю.
— Корм стоит денег.
— Я в магазине Петровича подрабатывать буду. Он обещал.
Серёжа подрабатывать? Тот самый Серёжа, который с дивана встать лень было?
Шарик поднял голову, посмотрел на Людмилу. В глазах — такая благодарность, такая надежда.
— Ладно, — сказала она тихо. — Пусть живёт.
Прошло полгода.
Шарик стал другим. Шерсть блестит, глаза живые, хвост — как флаг на ветру. И главное — он теперь настоящий член семьи.
Серёжа каждое утро встаёт в семь. Сам! Без будильника, без криков матери. Быстро одевается, хватает поводок:
— Пойдём, Шарик. Погуляем.
И они идут. Мальчик рассказывает собаке про школу, про друзей, про девочку Лену из параллельного класса. Шарик слушает, иногда гавкает — типа понимает.
Вечером — снова прогулка. Потом тренировки во дворе.
— Сидеть! Лежать! Дай лапу! — Серёжа серьёзно занимается дрессировкой. Читает книги, смотрит видео в ютубе. Даже завёл тетрадку, записывает успехи.
Виктор смотрит и не верит глазам. Сын воскрес что ли? Раньше его из комнаты не выковырять было. А теперь — активный, живой, ответственный.
— Пап, можно Шарика на дачу возьмём в выходные? — спрашивает за завтраком.
— Конечно. А что там делать будем?
— Я ему полосу препятствий построю. Из досок. И апорт учить буду.
Виктор кивает, улыбается. У сына появилась цель.
Людмила сопротивлялась дольше всех.
Первые недели ворчала без остановки:
— Шерсть везде! На диване, на коврах, в супе! Серёжа, убери за своим псом!
— Кто миску с водой разлил? Опять твой Шарик?
— Виктор, он всё обгрызёт! Посмотри, что с тапочками стало!
Но собака была умная. Очень умная.
Быстро поняла: хозяйка — главная в доме. Её надо завоёвывать особенно тщательно.
Когда Людмила готовила ужин, Шарик садился рядом с плитой. Не попрошайничал, не лез под ноги. Просто сидел. Охранял.
Когда она убиралась — следовал за ней по квартире. Как помощник.
Когда плохо себя чувствовала (радикулит замучил) — ложился рядом с кроватью. Тёплый, спокойный. Лучше грелки.
— Странный ты пёс, — говорила Людмила, почёсывая ему за ухом. — Как будто понимаешь всё.
А однажды Людмила пришла с работы злая. В бухгалтерии аврал, начальник орёт, зарплату задерживают. Хлопнула дверью, швырнула сумку, села на кухне — и заплакала.
Тихо так, в кулак.
Шарик подошёл, положил морду ей на колени. Смотрит своими умными глазами. Как будто говорит: «Всё будет хорошо. Я рядом.»
И Людмила обняла его. Крепко-крепко. Зарылась лицом в тёплую шерсть.
— Прости меня, — шептала. — Прости, что не хотела тебя брать. Ты же хороший. Очень хороший.
С того дня Шарик стал и её собакой тоже.
Осень. Серёжа в одиннадцатом классе, нагрузка серьёзная. Экзамены на носу, поступление в институт. Времени на собаку остаётся меньше.
Виктор на новом объекте — график сумасшедший. Уезжает затемно, возвращается затемно.
И вся забота о Шарике ложится на Людмилу.
Поначалу она ворчит:
— Вот так всегда! Завели, а я теперь убирай!
Но потом привыкает. Даже нравится.
Утром встаёт — Шарик уже ждёт у двери. Хвост виляет, глаза радостные: «Пойдём гулять!»
И идут. По знакомому маршруту: мимо магазина, через сквер, к речке. Людмила раньше никогда не замечала, как красиво утром. Туман над водой, птицы поют, воздух свежий.
Шарик бегает, принюхивается, радуется жизни. А Людмила смотрит на него и тоже радуется.
Вечером — снова прогулка. Потом кормёжка, расчёсывание. Шарик подставляет бока, мурлычет почти как кот.
— Ты у меня красавец, — говорит Людмила. — Настоящий красавец.
В декабре Серёжа простудился. Сильно. Температура под сорок, кашель, слабость.
Врач прописал постельный режим на неделю.
И Шарик не отходил от его кровати. Лежал на коврике рядом, поднимал голову каждый раз, когда мальчик ворочался.
— Иди погуляй, — просил Серёжа. — Мам, выведи его.
— Не хочет он гулять без тебя, — отвечала Людмила.
И правда не хотел. Выходил на пять минут — по нужде. И сразу обратно, к больному другу.
На третий день Людмила застала такую картину: Серёжа спит, а Шарик лежит рядом, положив морду ему на живот. Оба дышат спокойно, размеренно.
— Лечит, — прошептала она мужу. — Как будто лечит его.
Виктор кивнул:
— Собаки чувствуют. Когда хозяин болеет — стараются помочь.
— Хозяин, — Людмила задумалась. — А он чей пёс? Серёжкин? Твой? Или мой?
— Наш, — уверенно ответил Виктор. — Определённо наш.
И в этот момент они поняли: Шарик не просто живёт в их доме. Он — самая важная часть их семьи.
Сентябрь. Серёжа поступил в институт — на ветеринара. Говорит, Шарик его вдохновил.
— Хочу помогать таким, как он. Бездомным, брошенным.
Людмила плачет от гордости.
Вечером, когда сын ушёл к друзьям, они с Виктором сидят на кухне. Пьют чай, разговаривают. Как давно уже не разговаривали.
Шарик лежит между ними. Одну лапу положил на ногу Виктора, другую — на ногу Людмилы.
Людмила молчит. Потом тихо:
— Помнишь, какими мы были до него? Каждый сам по себе. Серёжа в компьютере зависал, ты на работе пропадал, я…
— Помню.
Шарик, словно понимая, о чём речь, поднимает голову. Смотрит на них своими умными глазами. И в этих глазах — благодарность. И огромная, собачья, преданная любовь.
— Спасибо тебе, — шепчет Людмила. — За то, что ты у нас есть.
И все понимают: они теперь одна крепкая, настоящая семья.
Благодаря тому псу, который когда-то с тоской смотрел вслед уезжающим строителям.
